Этому не суждено было случиться. Путь, который выбрал Аксель, не совпадал с тем, по которому я хотел идти. А после меня ушел и Дафф – он покинул группу по собственному желанию меньше чем через год. Вскоре после этого уволили Мэтта. Похоже, он заступился за меня, когда обо мне плохо говорили на репетиции, и на этом все закончилось.
К 1998 году Аксель стал единственным участником группы из оригинального состава и имел законные основания называть ее Guns N’ Roses. К тому времени Иззи уже выпустил несколько сольных альбомов и гастролировал по всему миру, да и Гилби занимался тем же. Дафф собрал новую группу и выпустил два альбома, как и я: второе воплощение моего проекта Snakepit тоже имело успех. Мэтт, в свою очередь, вернулся в Cult, записал альбом и гастролировал. Стивен страдал от наркотической зависимости, а вот у Акселя такого оправдания не было. Горькой иронией стал тот факт, что единственный из всех нас, тот, кто только и делал, что пытался подчинить нас себе и запугать, забрав имя группы, за все это время так его и не оправдал.
В 1996 году после ухода из Guns N’ Roses я постарался сделать все возможное, чтобы заново увлечься музыкой. Это был лучший способ избавиться от разочарования, что стало с моей группой. Я начал кататься по миру с музыкантами настолько умелыми и разными по стилю, что старательно учился у них. Я поехал в Японию на две недели с Найлом Роджерсом и оригинальным составом Chic – и это был чертовски полезный урок музыки.
Я очень уважаю Найла; мы вместе работали над саундтреком к фильму «Полицейский из Беверли-Хиллз 3», поэтому, когда он пригласил меня в турне с Chic, я не мог ему отказать. Он собрал весь оригинальный состав. Там были Омар Аким, Берни Уоррелл, Бернард Эдвардс и как минимум один из прежних бэк-вокалистов. Они позвали с собой Стиви Уинвуда, Саймона ле Бона, Sister Sledge и меня, и мы играли на концертах роль камео.
На репетиции в «Эс-Ай-Эр» в Нью-Йорке во время импровизации я исполнил нечто вроде пикирующей бомбы на своем Les Paul (именно от этого на нем трещина, о которой я уже говорил): головку грифа толкнул вперед, надавив при этом на нижнюю его часть, вместо того чтобы воспользоваться рычагом тремоло. Гриф сломался, подлетел и ударил меня прямо по лицу. Я почувствовал себя так, словно меня ударили бейсбольной битой: треск гитары прозвучал как взрыв бомбы, а еще она пробила мне дыру в верхней губе. В тот день кто-то снимал репетицию на видео, и я бы с удовольствием пересмотрел этот момент на повторе. Шрам у меня на губе после этой штуки был размером с пятак.
Раздавшийся звук заставил всех бросить игру и повернуться в мою сторону. А я стою с половиной гитары в одной руке и половиной в другой, а из губы хлещет кровь и стекает по подбородку, шее и груди. Я впал в состояние шока. Все стояли и показывали на меня, а я понятия не имел, о чем они говорят. Поскольку я был в Нью-Йорке, мне оставалось либо ждать три часа, чтобы показаться врачу «Скорой помощи», либо нет. Я решил вернуться в отель «Парамаунт» и засесть в «Виски-Баре» с пакетом льда на лице и бутылкой «Джека» на столе передо мной, а на следующий день я сел в самолет вместе с остальными.
Тем временем Адам отнес мою гитару к мастеру, чтобы узнать, можно ли ее починить, и когда я увиделся с ним по пути к выходу, он сказал, что его приятелю удалось ее склеить.
– Я сделал все, что мог, – произнес он, выглядя очень уставшим. – Получилось что-то вроде монстра Франкенштейна, но, похоже, это сработало.
Сейчас я бы хотел воспользоваться моментом и сказать Адаму Дэю, который работает моим техником уже девятнадцать лет, как сильно я его люблю. Он выручал меня много раз и до того случая, и еще много раз после, но мне хочется отдать ему должное за то, что он сделал для меня в тот раз. Эта штука сломалась напрочь, или, по крайней мере, мне так казалось, а он всю ночь потратил на то, чтобы ее починить, и, к чести Адама, звучать с того момента гитара стала даже лучше, чем прежде.
Турне по Японии прошло просто великолепно. Каждый концерт стал настоящим событием. В группе удивительно взаимодействовали несколько талантливых музыкантов, так что я многому научился и отлично провел время. У меня была интрижка с одной очень сексуальной бэк-вокалисткой. В последний вечер турне мы сидели с ней и еще несколькими девушками на балконе клуба и отмечали свой успех. С нами был Бернард Эдвардс, но он так устал, что ушел пораньше. Охранник проводил его в номер.
На следующее утро его нашли мертвым на диване в своем номере. Он скончался от тяжелой пневмонии. Когда мне позвонили и сообщили это, момент был сюрреалистический. «Я же виделся с ним несколько часов назад!» – воскликнул я. Я брал с Бернарда пример и как с музыканта, и как с человека. Он был самым крутым, самым добрым и мягким парнем на свете. Он был хорошим другом, взял меня к себе под крыло во время этого турне, а это было очень круто, учитывая, что я был чужим в чужой стране. Мне удалось поиграть со всеми этими опытными музыкантами, а ведь Бернард не многое знал обо мне и моей музыке. В той поездке он ничуть не казался больным и выглядел совершенно нормально. Он просто тихо умер во сне. Для Нила это стало огромным потрясением, потому что Бернард был его партнером по работе и самым близким другом, и тогда они только возобновили общение после долгого разрыва. Они только что собрали группу и имели кучу планов – хотели записать альбом и начать новый этап. Нил испытал потрясение. Да и все тоже: мы расстались в Японии, а в следующий раз увиделись уже на похоронах Бернарда в Коннектикуте.
Я продолжал находить вдохновение в проектах за пределами привычного, одним из которых стал саундтрек к фильму «Запекшаяся кровь», который продюсировал Квентин Тарантино. Когда компания «Мирамакс» попросила меня этим заняться, я тут же согласился, будучи его большим поклонником. Фильм отличный. Он о бригаде уборщиков, которая чистит место преступления после того, как там закончат работать криминалисты. Они понимают, что постоянно убирают за серийным убийцей, охотившимся на богатых женщин, и одна девушка – очень милая – увлекается работой убийцы и начинает вести альбом. С этого момента сюжет становится еще интереснее.
Я познакомился с Квентином, он рассказал мне все о фильме, и я начал писать музыку. Меня очень вдохновляли главная героиня фильма Габриэлла и актриса, которая исполняла ее роль, – Анджела Джонс. Анджела выглядит как латиноамериканка, но она белая девушка из Питтсбурга, и я влюбился в нее в тот момент, как увидел в «Криминальном чтиве»: она играла таксистку, которая везет Брюса Уиллиса в отель после драки. Я часами писал музыку: инструментальную, полностью акустическую, эклектичную и с мотивами фламенко. Инструментальный материал я записал с Джедом Лейбером, замечательным инженером из Лос-Анджелеса, которого уже знал.
Потом я полетел в Нью-Йорк, где Найл Роджерс записал электрическую версию нескольких треков. Затем мы с ним полетели в Испанию, и Марта Санчес, испанская звезда, записала с нами вокал. Она настоящая испанская Мадонна, и мне стало ясно, что Найл потратил на ее запись столько денег только ради того, чтобы побыть с ней. Меня это вполне устраивало, ведь я прекрасно провел время в Мадриде. Марта водила нас по всяким подпольным барам в подвалах и старых винных погребах глубоко под землей. В каждом из них играли лучшие гитаристы фламенко, и я многому научился, играя с ними.
