Тогда я работал в музыкальном магазине в Голливуде. Как-то раз ко мне подошел стройный парень, одетый как Джонни Сандерс. На нем были узкие черные джинсы, тяжелые ботинки, он носил крашеные черные волосы и розовые носки. В руках он держал копию моего рисунка группы Aerosmith, которую ему дал наш общий знакомый: очевидно, его отпечатали, а копии разошлись поклонникам группы. Парню рисунок настолько понравился, что он решил меня найти, особенно когда узнал, что я соло-гитарист.
– Привет, чел, это ты нарисовал? – спросил он немного нетерпеливо. – Меня прет. Это чертовски круто.
– Ну да, я, – говорю. – Спасибо.
– Как тебя зовут?
– Я Слэш.
– Огонь. А я Иззи Стрэдлин.
Болтали мы недолго. Иззи всегда был человеком, которому вечно куда-то надо бежать. Мы договорились встретиться еще, и он пришел ко мне в гости и принес записи своей группы. Хуже звучания я еще не слышал: кассета была самая дешевая, а репетицию записывали на встроенный микрофон в бумбоксе, который стоял на полу. По звукам казалось, будто они играют где-то внутри двигателя самолета. Но сквозь статический шум, как будто где-то вдалеке, я услышал нечто, что меня заинтриговало, – похоже, это был голос вокалиста. Его было трудно разобрать, и визг был настолько пронзительным, что я принял его за технический дефект записи. Он напоминал скрип от кассеты перед тем, как лента закончится, – только она не заканчивалась.
После неоконченной старшей школы я жил с мамой и бабушкой в доме на Мелроуз и Ла-Сьенега, в подвальной комнате рядом с гаражом. Мне это жилье подходило идеально. Если нужно было, я мог незаметно ускользнуть через окно на уровне тротуара в любое время дня и ночи. У меня там жили змеи и кошки, а еще я мог играть на гитаре в любое время, никому не мешая. Как только я бросил школу, то сразу договорился с мамой, что буду платить за жилье.
Как я уже упоминал, у меня было несколько работ, а еще я пытался собрать группу или попасть в группу в болоте лос-анджелесского метала. Примерно тогда я какое-то время работал в «Кантерс Дели» на должности, придуманной Марком специально для меня. Я работал один в банкетном зале наверху. Он вообще не был устроен для банкетов – скорее, там они хранили всякое барахло, которое им никогда не понадобится. Тогда я еще не понимал, в чем тут юмор.
Моя работа заключалась в том, чтобы сравнивать чеки официантов с квитанциями кассиров, чтобы Марк мог быстро и легко вычислить, кто у него подворовывает. Это было так просто! Такую работу мог бы выполнять любой идиот. А еще за нее полагались плюшки: пока я раскладывал бумажки на две стопочки, я все время ел бутерброды с пастромой и пил колу. Моя работа не была бесполезной: благодаря ей Марк уличил в воровстве многих сотрудников, которые, вероятно, обворовывали его семью много лет.
После моего ухода Марк взял на эту работу Рона Шнайдера, моего басиста из Tidus Sloan. Мы до сих пор иногда собирались и играли вместе, но выйти на следующий уровень не могли – без вокалиста в Стрипе выступать не будешь.
Работа в голливудском музыкальном магазине была одной из немногих, которые я рассматривал как ступеньки к профессиональной оплачиваемой игре на гитаре. Я занимался этим не ради славы и девушек – я хотел этого по гораздо более простой причине: не было ничего в мире, что мне нравилось бы больше. В магазине я был продавцом, продавал все имеющиеся в наличии гитары и на каждой из них играл, но это была далеко не единственная сфера моей компетенции. Еще я продавал всякое дерьмо, о котором не имел никакого понятия. Я легко разглагольствовал о басовых усилителях, описывая их до мельчайших подробностей, а когда дело доходило до барабанных установок, кожи на барабанах, барабанных палочек и всего широкого спектра ударных инструментов, которые я продавал, – тут я просто делал из дерьма конфетку, и это мое достижение впечатляет меня по сей день.
Мне нравилась работа в музыкальном магазине, а помимо этого там еще было настоящее вуайеристское чистилище. Как только выдавалась свободная минутка, я глазел в окна звукозаписывающей студии «Чероки», находившейся прямо напротив. «Чероки» была популярной студией в начале восьмидесятых: не то чтобы я был большим поклонником группы Doobie Brothers, но каждый раз, когда я наблюдал, как они идут туда записывать песню, я чертовски им завидовал. А в тот день, когда я в очередной раз выглянул в окно и случайно увидел там Рика Окасека, направляющегося в «Чероки», я был совершенно ошарашен.
Примерно тогда же Стивен Адлер вернулся из своей вынужденной ссылки в долину, и мы продолжили с того места, где остановились. У нас обоих были девушки, и мы все вчетвером стали неразлучны. Моя подруга Ивонна училась в выпускном классе, когда мы познакомились. Она была прилежной ученицей днем и отвязной рокершей ночью, восхитительно справляясь с обеими ролями. Ивонна была удивительная: очень умная, сексуальная, откровенная и слишком амбициозная – сейчас она успешный адвокат в Лос-Анджелесе. После окончания школы она поступила на факультет психологии в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса, а так как к тому времени я начал время от времени жить с ней, она каким-то образом уговаривала меня вставать примерно в восемь утра в мой выходной и провожать ее на учебу. Утро я проводил в университетском городке, сидя на улице, куря сигареты и наблюдая за проходящими мимо яппи. Иногда, когда курс или профессор казались мне интересными, я сидел с ней на лекциях.
Не помню, как звали девушку Стивена, но они с Ивонной подружились, потому что мы все время куда-нибудь ходили вчетвером. Большую часть времени мне даже не хотелось никуда выходить, но мы все равно отправлялись в Стрип – и мне даже не нравилась современная музыка, хоть я и старался быть ко всему открытым. Последней каплей стала невероятно раскрученная и переоцененная «инновация» – первые музыкальные эфиры MTV. Я ждал, что они будут похожи на «Рок-концерт Дона Киршнера» – часовое шоу с живой музыкой, которое показывали по субботам вечером с 1973 по 1981 год. В этой передаче каждую неделю снимали нового исполнителя и транслировали живые выступления разных артистов от Stones, Eagles, Sex Pistols и Sly & the Family Stone до комиков вроде Стива Мартина.
MTV было полной противоположностью: они снова и снова крутили She Blinded Me with Science Томаса Долби, Police и Пэт Бенатар. Я буквально по несколько часов ждал, пока там включат хорошую песню, и обычно это был Prince или Van Halen. То же я ощущал, когда вечером ходил по бульвару Сансет: видел я много всего, а нравилось мне очень мало, и все время было ужасно скучно.
Стивен же здесь был в своей стихии. Его полностью поглощало все, что происходило в Стрипе, потому что это был его шанс осуществить свою мечту стать рок-звездой. До этого он никогда не проявлял подобного честолюбия: он шел на все, чтобы попасть в клуб, познакомиться с разными людьми, завести связи и быть в курсе всех событий. Стивен дежурил на парковке у клуба «Рейнбоу» каждую пятницу и субботу вечером и следил за каждой группой, которая там играла, делая все возможное для того, чтобы попасть внутрь, разве что не отдавая кому-нибудь свои яйца прямо в руки.
Мне редко хотелось идти с ним, потому что у меня никогда не получалось делать то, что для этого требовалось: я был не способен унижаться, чтобы получить желаемое. Не знаю почему, но мне ужасно не нравилось тереться на парковках и у черного входа в надежде поймать за хвост любой шанс войти внутрь. Я так редко туда попадал, что в итоге бесконечные утренние сказки Стивена о том, какие невероятные группы играли там накануне и какие классные девочки там собрались, меня окончательно достали. Правда, когда я туда все же попадал (вопреки своему здравому смыслу), то ни одного из мифических существ, населяющих мир Стивена, я там так и не видел. Ничего эпического не произошло – просто несколько обычных скучных вечеров.
