Именно она дала ему эти таблетки, и она жила с этим чувством вины, пока не покончила с собой. И она так боялась, что ее подвергнут перекрестному допросу, когда нарушила обязательство суда прекратить называть меня лгуньей и сказала, что я солгала генеральному прокурору. Потому что я этого не делала, и, конечно же, судья прочитал то, что я написала генеральному прокурору, и решил, что в этом нет ничего, что можно было бы истолковать как ложь. Просто констатация фактов и документы, чтобы подкрепить эти факты. Так что она нарушила порядок. И она была признана виновной в неуважении к суду.
Ты говоришь про судебный иск, который ты начала против нее после того, как она нарушила предыдущее решение суда, по которому должна была прекратить публично называть тебя лгуньей. Она проиграла это дело.
– Она ждала, что мы подадим на нее в суд за клевету, из-за чего у нее могли бы быть неприятности. Так вот, мы не собирались этого делать, но она этого не знала. Она пошла домой, соседи сказали, что видели, как она отрезала кусок шланга, и удивились, зачем она это делает. Соседи забыли об этом, а на следующее утро ее мать проснулась и обнаружила, что ее нет в постели. Она пошла в гараж проверить, там ли машина.
Моника отрезала два куска шланга и использовала клейкую ленту для герметизации. В каждое окно вставила по шлангу. В ее Mercedes было две выхлопные трубы с двух сторон. Она вставила в них шланги, а потом заклеила окно изнутри скотчем.
Так что не было никакого шанса, что газ вырвется наружу. Ножницы и клейкая лента лежали у нее на коленях. Она была одета в ночную рубашку. Мать пыталась объяснить, что это был крик о помощи, что она не хотела убивать себя. Они не хотели, чтобы это признали суицидом. Но коронер сказал: «Нет, это была трагическая попытка самоубийства». Они утверждали, что она выключила двигатель, потому что хотела спастись. Но многие люди, которые отравляют себя угарным газом, выключают двигатель, чтобы он не привлекал внимания: так никто не услышит, как в гараже работает двигатель автомобиля. Моника явно подготовилась. И именно это подтвердил коронер. Коронер сказал всем присутствующим в зале суда, включая ее мать и тех, кто давал показания, всем адвокатам, что они не должны упоминать моего имени, а если они произнесут его, то это будет считаться проявлением неуважения к суду, чтобы остановить попытки обвинить меня в произошедшем. Поэтому в суде меня называли «противником Моники». (Смеется.)
Мне кажется, что Моника много врала, а теперь этот клубок распутывается.
– Да. Да. И вот что случилось – я отправила все ее интервью коронеру, сказав: «В этот конкретный день она говорит, что это произошло. Но, опять же, в этот конкретный день она говорит, что это произошло. И все это не сходится». Таких примеров было около дюжины. Она меняла свою историю, как и многие другие, понимаешь?
Особенно если ты что-то выдумываешь, а история не сходится.
– Именно это меня и встревожило, потому что, когда она рассказывала мне о Джими, я поняла, что она его не знает. Она говорила о чертах, которых у него не было.
В своей книге ты говоришь, что она задавала много вопросов, например что он любит есть.
– Да. И я поняла, что здесь что-то не так. Как-то она сказала: «О, я сделала ему бутерброд с тунцом». А Джими терпеть не мог тунца. Он вообще не очень любил рыбу. Я знала, что это неправда. Потом, позже, она сказала, что это были спагетти болоньезе. Поэтому я спросила у Терри Слейтера: «Она готовила?» «Нет, – сказал он. – Там вообще не было никакой еды. Даже ломтика черствого хлеба». Я удивилась: «Но она сказала, что приготовила ему что-то». Ответ: «Определенно нет».
Я спросила его: «А что делал Джими в это время?» Он сказал: «Он лежал на кровати совершенно измотанный». Теперь я понимаю, что это означало мертвый. Я должна была прояснить этот момент, потому что это может означать и усталость. Но я поняла, что это означает мертвый, он не собирался говорить, что Джими лежал уставший. Судя по тону, он лежал на кровати мертвый. Но Терри сказал «измотанный».
Я начала очень подозрительно относиться ко всему этому, начала копать все глубже и говорить с ними, стараясь не показывать, что меня интересует. Просто хотела узнать, что случилось. И, конечно, заметила, что этот сценарий отличался от того, что происходило (официально). Тогда я начала понимать, что все эти телефонные звонки и остальные их действия были сделаны рано утром, по крайней мере за четыре часа до вызова скорой помощи.
Если это правда, то, что она сказала, что он был все еще жив, когда вызвали скорую помощь, – а я думаю, что он был уже мертв, – если это было правдой, и они потратили впустую четыре часа… Понимаешь? Но коронер (в то время) верил каждому ее слову, к сожалению, потому что она была (предположительно) единственным свидетелем. Они спросили ее в суде: был ли там кто-нибудь еще? И она сказала: «Ну, у нас были друзья, но это было раньше».
Вся эта история о том, как она посреди ночи вышла за сигаретами, тоже звучала странно.
– Чушь собачья! До Лэдброк-Гроува надо долго идти вниз по склону. Магазин был у моста, что идет через дорогу (у станции Лэдброк-Гроув). А потом снова наверх. Я имею в виду, сколько на это нужно времени? Минут двадцать пять? Я вообще не думаю, что такое было.
Многие комментаторы предполагали, что ты также не была честна в том, что произошло.
– Ну и зачем мне было лгать? Зачем мне это нужно было делать? Какой в этом смысл? Это просто желание узнать, что с ним случилось. Он был моим другом. Думаю, каждый сделает что-то подобное ради своего друга. Я знала, что они все врут. А когда прочитала о том, что Моника говорит о Джими, то подумала, что она сумасшедшая. Она сказала, что видела знак Христа на его руках и ногах. Я подумала: бред. Разве это не странно? Сложно промолчать, когда видишь такое.
Затем возникла ситуация, когда в 1972 году или около того Кертис Найт в своей книге благодарит меня за интервью и рассказывает абсолютную чушь. Что я сказала ему, что Джими сломал мне нос в трех местах. Нельзя сломать нос в трех местах. Можно сломать его только в одном. Это все абсолютная фигня. И что у меня была передозировка таблетками и Джерри Стикеллс (тур-менеджер Джими) отвез меня в больницу. Ничего этого не было – все выдумано!
Поэтому я попыталась судиться с Найтом, но в те дни у меня не было достаточно денег. Адвокат сказал, что это будет стоить около пятидесяти тысяч фунтов (как сейчас пятьсот тысяч): «Мы сделаем это за пятьдесят фунтов. Я просто пошлю им письмо, в котором попрошу сообщить нам время и место проведения этих интервью, а также предоставить любые подписанные заметки или записи».
Значит, он не просто солгал о том, что ты сказала, он солгал о реальной встрече и интервью?
– Да. Я даже не знала его! В то время я жила за границей (когда эта книга была написана, около 1973 года). Я была там с 1971 года. В Англию вернулась только в 1974 году. Я жила в Гонконге со своим другом Кеннетом. Потом мы отправились в Калифорнию, а оттуда я отправилась на Гавайи. И только когда вернулась, эту книгу мне вручил мой сосед по квартире Скотт. «Тебе стоит это прочитать», – сказал он. Я была в шоке.
