Потом костер, рассыпавший во все стороны снопы красных искр, увлекаемый неведомой силой неудержимо понесло вверх под самые кроны обступивших со всех сторон деревьев и дальше в черное небо… Он взлетал красиво, точно ракета, мы ползком переместились в центр пятака на выпростанное место, сцепились руками, чтобы центробежной силой нас не выбросило за край магического круга – так велел поступить колдун, заранее предупредив об превратностях перемещения. В глазах зарябило от моментальной смены дня и ночи, тьмы и света, превратив уносившиеся прочь годы, десятки лет и целые столетия в вихрь образов, обрывки слов, осколки предметов, силуэты зданий, тени городов, контуры континентов, вспышки молний, порывы ветра, водовороты штормов… Словом, кошмарный сон наяву!
…Я очнулся от прикосновения к лицу чьего-то горячего шершавого языка. Стало нестерпимо щекотно, не удержавшись, я смачно чихнул и распахнул глаза – рядом сидела собака колдуна, но Шульца не было видно. Пес, роняя слюну с влажного языка, поворачивал набок голову и с интересом поглядывал на меня. Вполне себе дружелюбно. Поняв, что я наконец-то очухался, псина неторопливо встала и, виляя мохнатым хвостом, затрусила по своим собачьим делам.
Было солнечно, однако там, где я лежал, через плотную крону зеленых деревьев не проникал ни единый солнечный луч. Еще кружилась голова, а во рту стоял неприятный привкус от горького пойла… Для начала я попытался потихоньку сесть и почему-то неторопливо стал считать окружавшие меня деревья, видимо интуитивно настраиваясь на реальность. Их было… одиннадцать. Вместо двенадцатого – пустое место. Потом посмотрел на ярко зеленевшую поляну, что находилась по соседству. Она безусловно преобразилась. Прежде всего за счет появившихся тут гигантских каменных скульптур в виде женских голов – явно современных. Но главное не это – газон на лужайке был безжалостно выстрижен газонокосилкой, а Турайдский замок, видневшийся вдалеке, алел новодельным кирпичом. И тогда я понял, что ВЕРНУЛСЯ!
Мне остается добавить, что в Ригу я добрался на попутке, прикинувшись игроком-реконструктором, так что моя ряса никого не смутила. Я возвращался в город в смятенных чувствах, даже со страхом. Во-первых, сильно переживал из-за Шульца – жив ли он? А во-вторых, всерьез волновался за себя родимого, вдруг встречу своего двойника? Вероятность была вполне реальной. Припоминаете, наверное, загадочную историю с раздвоением достопамятной психоделической пластинки, вернувшейся в конце концов к законному владельцу благодаря моим стараниям. Футуристический выверт, не оставлявший меня ни на минуту в покое, я и окрестил эффектом Vanilla Fudge. Так вот и со мной могло произойти нечто подобное… Есть от чего умом тронуться! К счастью, все обошлось: то ли так ловко колдун подгадал с моим перемещением, то ли фортуна помогла… Помозговав как следует, предположил, что опасную ситуацию разрулила… пропажа моей раздолбанной «Лады», ведь я ее так и не нашел. Поначалу слегка понервничал, задаваясь вопросами: «Ума не приложу, куда подевалась моя развалюха? Кому понадобился подобный хлам?..» А вскоре успокоился, ведь машина давно свое отъездила, зато потеря неведомым образом обернулась для меня везением.
Шульца я, слава богу, застал в живых, но уже постаревшим профессором истории, большим специалистом по средневековой Риге. Странно до жути! Вроде как вчера бегали-чудили два парня, а тут передо мной – солидный дядька с облетевшей головой, которому за пятьдесят… Я ему, кстати, все два дня, что находился в Риге, тыкать не смел, просто язык не поворачивался, и все пытался назвать его Ильей Даниловичем, а он только смеялся и подначивал: «Чего это вдруг ты, чувак, тушуешься, – не дури! – называй меня как прежде, Шульц». Ему-то легко говорить, я был такой как прежде, а он – даже страшно смотреть, в кого превратился мой закадычный друг Шульц… Он по-прежнему жил в квартире на улице Элизабетес, бывшей Кирова, вместе с семьей – женой и взрослыми детьми, которые, как я думаю, приняли меня за студентика их папаши-профессора, ну, я и не стал их разубеждать. Его матушка скончалась еще в прошлом веке. Образ жизни Шульца за столь длительный промежуток времени, с тех пор как он вернулся домой, кардинально изменился: он не пил, не курил, не ходил налево, по злачным местам не шатался, поскольку имел больное сердце и жил на белом свете ради семьи да науки.
Шульц рассказал мне, что Янсонса он больше не встречал, и в «Шкаф» с тех пор, как возвратился из средневековой Риги, больше никогда не заглядывал. Вскользь обмолвился, что, по слухам, «Шкаф» давно не существует. Про наши совместные приключения мы говорили крайне мало, поскольку, как я понял, для него все эти события остались в далеком-далеком прошлом, он давно жил другой жизнью. Даже Эмерсона перестал слушать, не говоря уже о том, чтобы играть его музыку. Что касается меня, он был бесконечно рад моему счастливому спасению и гордился тем, что приложил к этому руку.
Прощаясь с Ригой, которая навсегда останется в моем сердце, я не мог не пройти мимо отеля, одноименного с городом. Не то чтобы меня манило в «Шкаф» со страшной силой, просто было интересно узнать – что там сейчас? И с удивлением обнаружил, что вместо входа в бар со стороны бульвара Аспазияс теперь находится офис «Турецких авиалиний»; я прошел мимо, не заходя внутрь.
На обратном пути к дому Шульца, неторопливо шагая по бульвару Бривибас, внезапно услышал до боли знакомую песню, доносившуюся из открытого окна автомобиля, стоявшего у тротуара. Без малого почти восемь столетий я ее не слышал, остановился, наслаждаясь мелодией. Если не поняли, то я про своих подзабытых любимчиков говорю – The Dandy Warhols. «Ницше» – так называется эта песня. Тягучая… Нервная… И поразительно странная… Странная оттого, что там всего две строчки текста, которые поются без конца на протяжении всей пятиминутной композиции, где нет ни слова о Ницше.
Песня оказалась прелюдией к неожиданной встрече. Сначала увидел черного лохматого пса … неужели тот самый?.. Только так подумал, смотрю – колдун, в смысле Янсонс, молодой, причесанный и одетый по моде нулевых, ведет на поводке собаку. Глянул на меня лукаво и прошел себе мимо, только пес ткнулся мордой мне в руку, признав своего… Я стоял как парализованный, потеряв дар речи, а когда бросился вдогонку – человек с собакой как сквозь землю провалились, а через пять минут я уже не мог бы поручиться, что мне все это не привиделось. О том, что я встретил (а может и не встретил) Янсонса, Шульцу не признался – зачем бередить старые раны?
Домой в Петербург я возвращался на поезде. В дороге мне было о чем поразмышлять – я ломал голову насчет этого чертова Клуба… как он появился?.. кто его члены?.. Сдается мне, что он состоял всего из трех человек – нас, двоих горемычных, да поводыря-колдуна, попавшего в современный мир благодаря нашему же участию… Когда и с чего все началось? Теперь уже разобраться сложно… да и, наверное, не нужно… Главное – в будущем не совершать опрометчивых поступков.
Колеса поезда, увозившего меня все дальше и дальше от Риги, в унисон с роившимися в голове всяческими, порой бредовыми, думами выстукивали единственную здравую мысль: «Никогда… никогда… больше… я… не пошлю… самому… себе… письма… из будущего…»
Эпилог. 2076 год, или Семьдесят лет спустя
О-хо-хо! Вот уж не думал не гадал, что моя история блуждания во времени будет иметь продолжение… Однако ж, это так, и я, как видите, вновь взялся за перо, чтобы завершить тему, так сказать, подвести черту. Напоследок. Теперь уж точно!
