Поначалу было трудно, просто неимоверно трудно. Тяготился ущербным состоянием инвалида, мучил вопрос, не давая покоя – за что? За что мне такие испытания? Где и в чем кроется разгадка моих страданий? Впрочем, это еще были цветочки, мне предназначено было испить горькую чашу до конца… Да, да, именно – все познается в сравнении, вроде бы, как и дно уже пробито, но ты продолжаешь все падать и падать…
В убогом существовании смысла я не видел, но свести счеты с тягостной жизнью духу не хватало. Спасла учеба. Вернувшись в университет, я, наконец, обрел цель, заставившую отступить ощущение неполноценности. В результате я стал не только дипломированным историком, а довольно известным специалистом по средневековой Прибалтике – родители бы мною гордились, да и коллега Шульц тоже, хотя до его уровня, надо признать, мне было как от земли до неба…
Судьба улыбнулась мне тогда еще раз: по интернету я познакомился с девушкой-москвичкой, мы стали общаться, обмениваясь мэйлами. Электронный эпистолярий продолжался долго – почти год – и казалось, что завязавшаяся дружба так и останется виртуальной, уж слишком я погрузился в свой физический комплекс, боялся разочаровать ее… Она оказалась смелее, приехала в Петербург будто бы полюбоваться белыми ночами, на самом деле, как потом призналась, разгадав причину моей нерешительности, рискнула увидеть меня в реальности. Это произошло в конце второго курса, как раз подходила к концу летняя сессия. Тогда по паспорту мне было девятнадцать, на самом деле – двадцать один. Варе едва исполнилось восемнадцать. И пусть я помнил первую настоящую любовь, сохраняя в памяти образ Ольги, жизнь и молодость взяли свое, перед обаянием чудесной девушки я устоять не смог. Наша реальная любовь вспыхнула с первого мгновения, я почувствовал рядом подлинно родного человека. Она оказалась доброй, нежной, отзывчивой. Ангельской души человек, иначе про нее и не скажешь. Моя неуверенность мгновенно улетучилась, так легко и естественно она приняла мою обездвиженность, будто это был какой-нибудь вывих или перелом. При своей хрупкости оказалась человеком с железным характером, который в свое время помог ей справиться с недугом: после болезни в раннем детстве она не только выжила, но практически избавилась от внешних признаков заболевания – просто при ходьбе чуть приволакивала левую ногу, и то, когда пыталась быстро идти. Встретившись после года заочного знакомства, мы сразу решили пожениться. Я отдался новому чувству без остатка, старался в меру возможностей и сил всячески заботиться о ней – был ей добрым и любящим мужем, и она не раз признавалась, что мечтала о таком прекрасном спутнике жизни. И несмотря на отягчающие обстоятельства, полученные в путешествии во времени, я ощущал себя вполне счастливым человеком. Иногда ночью, внезапно проснувшись и ощущая тихое дыхание жены и посапывание недавно родившегося сынишки, спящего между нами, я с волнением думал, как же мне повезло, ведь все могло сложиться по-другому!
Жизнь текла своим чередом – год летел за годом – оглянуться не успел, а уж Игорек подрос и пошел в школу, вроде только малышом был, под столом ползал, и вот уже – первоклассник. Варя не работала, всю себя отдавая заботам о доме и семье, денег на жизнь хватало, то, что получил от родителей и дяди не растранжирил, а грамотно пристроил в инвестиционный фонд и жил на ренту, как заурядный рантье. Сам я серьезно ушел в науку, став крутым специалистом по истории средневековых монастырей Латвии и Эстонии, имея опубликованную научную работу, написанную на основе увиденного в Средневековье, потом расширил ее, успешно защитил как кандидатскую диссертацию и уже работал над докторской. В сферу моих интересов входило все, связанное с монастырской жизнью раннего Средневековья на примере Домского монастыря, которую, как вы помните, я досконально изучил изнутри. Вряд ли кто-то из моих современников имел подобный опыт. А уж из очевидцев тех событий – самого первого колониального натиска первых лет – я, бесспорно, остался в живых в единственном числе. С тайной гордостью в этом я мог похвастать перед самим собой. Порой мне и перед женой хотелось покрасоваться необыкновенными похождениями во времени, но она, будучи вполне приземленным человеком, могла счесть меня безумцем, слетевшим с катушек на почве профессиональных пристрастий, и рисковать не стал.
Итак, все шло просто замечательно. На день рождения я решил сделать Варе необычный подарок: семидневный тур в Египет. Обременять ее отдыхом с мужем-инвалидом не хотел, да и не любил на людях демонстрировать ущербность (под предлогом подготовки к предстоящему симпозиуму от поездки отказался). Запланировали тур на конец октября, как раз у Игорька – первые школьные каникулы, на Красном море у него будет так много новых впечатлений, и она сможет понежиться на теплом песочке, тем более, что после прохладного лета в Петербурге наступила мерзкая осенняя погода.
Спро́сите, были ли у меня нехорошие предчувствия? Были, были. Правда, появились не сразу, и я это не придумал. При виде путевок и раскрытого чемодана, возбужденно радостных сборов, в голове что-то щелкнуло, на душе стало неспокойно, как-то некомфортно. Но вот дурак – даже отговаривать не стал, подумал: наверное, завидую – самому хотелось бы поплескаться в море. И надо же такому случиться на обратном пути! Именно их пассажирский рейс оказался заминированным террористами в отместку за действия России в Сирии. Борт взорвался над Средиземным морем. Не спасся никто.
Для меня трагедия повторилась с синхроничной последовательностью… Была, была в этом определенная закономерность… опять Ближний Восток… опять самолет… и вновь два навек потерянных для меня близких человека… только на этот раз – это была не фатальная ошибка военных соседней страны, преступно выпустивших ракету, а планомерное уничтожение неповинных людей исламскими террористами, подложившими в багажный отсек пластиковую бомбу. Косвенно я считал себя повинным в гибели своей семьи… И снова тот же вопрос – почему я? Ответа не было… А ведь могло случиться по-другому, если б… впрочем, история не знает сослагательного наклонения…
С тех пор жизнь моя неуклонно катилась под откос. Кто такое сможет выдержать?… Тяжело, невыносимо тяжело и одиноко… Вновь захотел свести счеты с жизнью, да смелости не хватило, а может были другие причины, которых я тогда не знал и не понимал… Вот уж когда точно жизнь утратила всякий смысл. Я пустился во все тяжкие, чтобы забыться, много пил, потерял работу, потом лечился от алкоголизма. Как известно, беда одна не приходит: деньги я тоже потерял – все разом, остался без копейки – мой инвестиционный фонд обанкротился. Жил на мизерную пенсию по инвалидности, чуть ноги не протянул. Чтобы как-то выжить, пришлось расстаться с комфортабельной квартирой в центре да распродать семейные ценности, что остались после моих загулов. Повезло еще, что подвернулась комната в коммуналке на первом этаже в нашем же подъезде. В ней проживала одинокая сердобольная старушка, знавшая когда-то моих родителей и дядюшку, она и взялась опекать непутевого инвалида-вдовца. Сильно тогда меня поддержала. Потом и она скончалась…
С годами конечно, душевные раны зарубцевались – все проходит в жизни и даже невыносимая душевная боль. Я продолжал жить, вернее, существовать, не находя в том особого смысла, жизнь не приносила даже малой радости, тупо тянулись дни и годы. Жизнь вокруг по сравнению с прошлым изменилась, как я уже упоминал. Что касается комфорта, быта, удобств и прочего… с этим было в полном порядке, удручало другое – человек еще больше стал одиноким. Главным несчастьем для простого человека стали ни бедность, ни нищета, ни голод, а одиночество, в моем положении – особенно. Новой половинки я так и не нашел, да искать не пытался, довольствуясь воспоминаниями о прошлой супружеской жизни, терзая свою душу фантазиями о том, кем бы стал в теперешней жизни мой Игорек. Такие размышления, кроме боли, ничего мне не доставляли, но не думать об этом я не мог, таким искусственным образом пытался обмануть щемящее чувство сиротства и вдовства.
