– Ты только что про них сказал, про эти трупы, – продолжил Шульц, – ладно, с первым мне все ясно, а кто второй-то?
Выходит, я уже стал излагать мысли вслух – может, от пережитого я понемногу схожу с ума? Видимо, так, и первая стадия помешательства мной пройдена успешно. А Шульц – молодец, вроде как оклемался и совсем раздумал блевать. Что ж, это даже к лучшему, скажу ему обо всем прямо сейчас, чего тянуть кота за хвост?
И я честно поведал, как стал очевидцем его смерти в двадцать первом столетии.
Шульц выслушал с непроницаемым лицом, потом деловито осведомился:
– И когда же это случится?
– В день, когда я приеду в Ригу.
– Точную дату назови.
Я сказал. Он что-то подсчитал в уме, закатив глаза, а потом выдал:
– Мне ж тогда уже пятьдесят стукнет, – он сделал гримасу, точно от острой зубной боли. – Хочу тебя успокоить, чувак, до этого прискорбного события, надеюсь, не дожить.
– Что ты имеешь в виду, Шульц? – не понял я.
– Поясняю для идиотов: мужчина старше тридцати лет для меня – ветхий старик, очень надеюсь, до этого дряхлого возраста я не доживу – предпочитаю умереть молодым, как настоящий герой рок-н-ролла.
И тут я решил малость подшутить, сыграв на его известных чувствах к группе ELP:
– Шульц, а как же посылка от Эмерсона, которую ты получишь осенью 2006 года? Наверняка там для тебя будет что-то необычное и приятное… Что, скажешь, я зря попросил маэстро об этой услуге?
Шульц остолбенел – так и застыл с чашкой дымящегося кофе в руке – мой провокационный вопрос ломал на корню всю его бредовую философию, на лице его отразилась борьба противоречий между прежней установкой и моими соблазнительными доводами. Наконец, он поставил чашку на стол, поморщился и уверенным тоном сказал:
– Чувак, ради такого стоит дожить и до пятидесяти!
Я вздохнул с облегчением, значит, есть еще шанс наставить моего товарища на путь истинный, просто нужно найти подходящий момент, чтобы разобраться во всех нюансах – и тогда Шульц будет спасен! Обсуждение же этого животрепещущего вопроса я решил отложить на ближайшее будущее, поэтому и расставаться с ним не имело смысла, да уж и привык к нему.
Голубиная стая тем временем, сделав над «Птичником» пару-тройку кругов, вновь приземлилась на приваженном месте.
– Кстати, чувак, – спросил Шульц, безрезультатно шаря по карманам в поисках «долгоиграющей шкатулки» – а где мой… черт его дери… э-э-э… ну как там его?
– Плеер, что ли?
– Во-во, плеер!
– Там же, где и мой…
– Не понял – где это?
– Где надо, Шульц. Закопал в дюнах… ночью, когда ты пребывал в полной отключке, вылакав всю водяру, короче, избавился, так сказать, от греха подальше… надеюсь, мотивы моих действий тебе понятны?
– Понятны-понятны, – недовольно буркнул мой товарищ, думаю, навеки попрощавшись с техническим новшеством XXI века, ну, не на век, конечно, на три десятка лет – как пить дать.
Шульц разом поник весь, в глазах застыла печаль, и он надолго замолчал…
– Я домой, чувак, хочу, – наконец упавшим голосом проныл он. – Хочу в спокойной обстановке послушать Эмерсона, лежа на любимом диване. Хочу врубить его на полную катушку, чтобы всем соседям тошно стало. Надоело мне болтаться во времени, как дерьмо в проруби. Голова кругом идет… Где мы? Что мы? – Он боязливо покрутил головой и нахохлился, ну, точно пугливый воробей. – А если мы еще здесь того самого… ну, моего двойника плешивого… из будущего… встретим, у меня точно крыша съедет! Не выдержу… Домой хочу…
– А меня с собой возьмешь? – мгновенно отреагировал я, прервав его стенания.
– Какой может быть разговор? Сочту за честь, – приободрился Шульц.
– Что ж, тогда ноги в руки и бегом в «Шкаф»!
Скажу без лишней скромности, что «Шкаф» встретил нас с распростертыми объятиями. Хоть перед входом и стоял приличный «хвост» страждующих развлечься этим вечером, нам удалось просочиться внутрь без всяких проволочек. Стоило Шульцу помахать перед носом швейцара мятой трешкой (стандартная плата прохода для того времени – рваный с рыла, а нас только двое, как тут не пройти?) – и нас мигом впустили. Все как обычно, все как всегда, ну, и славно.
В баре мы особо не задержались – незачем там штаны протирать, мы торопились в другое время. Выпили по-быстрому, что положено по Уставу, рассчитались с барменом, оставив приличные чаевые и поспешили к выходу, чтобы через пару минут вернуться, отмотав в сортирных чертогах почти два десятка лет назад. Это была идея Шульца: у него неожиданно прорезалось желание по прибытии в ЕГО время непременно раскатать со мною бутылочку «Киндзмараули» на радостях, по случаю счастливого возвращения домой, – вот смешной, как будто нельзя в теперешнем времени. Но Шульц на мое замечание высказался безапелляционно: «Уверяю тебя, чувак, в то время все было вкусней и слаще, включая вино и водку!» Что ж, проверим его убеждение на практике, хотя, по правде говоря, я не такой ценитель грузинских вин, как Шульц.
В сортире у нас, однако, вышла небольшая заминка – нас обслужили не сразу. Туалетный работник, особо не церемонясь, разбирался с клиентом – коротко стриженным пухлым коротышкой примерно нашего возраста, выряженного по тогдашней моде в джинсовые штаны-бананы, неприлично туго обтягивающие его пухлый зад. И, судя по всему, разговор был не из приятных, ну, само собой, не для старикана, а его сопливого собеседника. Мы с Шульцем переглянулись, этого пижона мы точно видели впервые, – неужто, парень из наших? – ну, в смысле, таких же, как мы, путешественников во времени? На деле все оказалось прозаичнее: он оказался начинающим прожигателем жизни, которому банально не хватило «капусты» рассчитаться по счету то ли в баре, то ли в ресторане, вот и приперся занять у старика.
– Товарищ Янсонс, – плаксивым голосом канючили «штаны-бананы», – я больше вас не подведу, в последний раз, клянусь маминым здоровьем, товарищ Янсонс!
– Тамбовский волк тебе товарищ! – рявкнул старикан на безупречно чистом русском, да так неожиданно и громко, что коротышка вздрогнул, – для начала верни червонец с процентами, который ты брал на прошлой неделе, а потом уж поговорим о новой ссуде.
– Но официанты меня ж отколотят!
– Не мои проблемы!
– Умоляю, – продолжал стенать коротышка, – нет – заклинаю вас, дайте, пожалуйста, еще раз в долг, я все обязательно верну, верну с процентами – не сомневайтесь!.. вот в залог могу оставить мамины… – он осекся и вытащил из кармана за узкий белый ремешок изящные дамские часики с циферблатом, украшенным стразами, и протянул их работнику, – фирменные часы, японские, совсем новые, возьмите, товарищ Янсонс…
Старик был непреклонен.
– Здесь тебе не ломбард и не касса взаимопомощи, а вполне пристойное место, – и окончательно разозлившись, проорал ему прямо в ухо, – проваливай, щенок, и без денег ко мне не заявляйся!
