В итоге мы набрали сумму, на которую, ужавшись и делая на студии все оперативно, можно было попробовать что-нибудь записать. Таким образом, мы отправились на студию с настолько малым бюджетом, что говорить о какой-то вдумчивой и тщательной записи и последующем сведении не приходилось. К записи альбома мы приступили в августе 1992-го, рекрутировав к себе в помощники Майка Полещука. Майк к тому моменту записал два альбома «НАИВа» в качестве звукорежиссера и саундпродюсера, и лучшего человека за пультом мы себе просто не могли вообразить. Опытный панк-музыкант с отличным вкусом, к тому же врубающийся в процесс и знающий технику, – вот каким набором качеств должен обладать человек, садящийся за пульт на записи первого альбома начинающей панк-группы.
Писать решили 11 песен: «Четыре таракана», «Шилов вернулся», «Под потными обоями (Песня о жизни)» и «Крыса» оставались от Ленина. Freedom, Time has Passed, Home Sweet Home, One World, Acid Song, «Мальчики-Танчики» и «Мне плохо с утра» были нашими собственными песнями, сочиненными в основном Петуховым. Майк отлично помог нам с записью барабанов, отстройкой звучания инструментов и их балансом в миксе. Однако с самого первого дня на студии Миша постоянно вмешивался в вопросы аранжировки и подачи некоторых вещей.
Именно последовав его совету, мы записали в Freedom акустическую гитару поверх дисторшн-гитар, много рояля (Пит всегда был отличным клавишником) и сквозной октавный интервал в основной вокальной партии. Таким образом песня получила весьма странное звучание, немного глэмовое, с кивком в сторону Guns’n’Roses, одной из любимых групп Миши. В Time has Passed мы планировали нарулить сырой и тяжкий звук, что-то среднее между хеви и гранджем. Мише же такое решение не казалось верным, в итоге мы получили то, что получили. Простые панк-песни типа «Крысы» выходили проще. Мы навставляли везде, где только можно, живые и «машинные» «клэпы», а также рамоунзподобные (как нам тогда казалось) бэк-вокалы.
Работали мы быстро, постоянно помня о, мягко говоря, ограниченном бюджете, поэтому особо не парились на лажи и кривости. Результат был получен соответствующий, и каждый, у кого есть дома Duty Free Songs, может в этом убедиться сам.
В последний день сведения на студии случился комичный случай. Мы купили «…» у немых на Белорусском вокзале и еще какого-то бухла типа вермута. Я как человек, не очень занятый в процессе, насел на оба кайфа, в результате чего получил первую в своей жизни сильную интоксикацию. Меня мотало и болтало по всей студии. Цвет моего ебальничка не оставлял окружающим никаких надежд. Жуткие «вертолеты» налетали со всех сторон, как только я прикрывал глаза, а прикрыть их мне хотелось ежесекундно. Сердце вырывалось наружу. Наконец мне удалось выбраться из студии во внешнее помещение, где я случайно наткнулся на тетеньку в белом халате. Тетенька, мигом оценив мое состояние, предложила мне испить чудо-лекарство – корвалол, разведенный в теплой воде. Реакция юного организма не заставила себя ждать. Так сильно я не блевал еще никогда. Тетенька успокаивала меня блюющего, объясняя, что «корвалол в теплой воде завсегда так действует» и она типа специально его дала, чтобы мне полегчало таким образом. Посвежев и повеселев, я вернулся на студию, где случайно разъебал студийный телефонный аппарат. Почему-то этот эпизод оказал на хозяина студии решающее воздействие. Человек просто отказался отдавать нам мастер-пленку с готовым альбомом до тех пор, пока мы не принесем ему на студию новый аппарат. Эпопея по добыче аппарата растянулась еще на несколько недель. Купить мы его не могли из-за полного отсутствия прайса, отдать домашний аппарат кого-то из нас тоже не представлялось возможным. В итоге после нескольких неудачных попыток и жутких измен (ганджа к тому моменту стала нашей близкой подругой, мы проводили в ее компании все дни напролет) аппарат был украден из какой-то совковой конторы типа ДЭЗа.
Итак, несмотря на препоны и страдания, неопытность и сопротивление внешней среды, альбом был записан. Теперь его следовало как-то издать.
Как я уже говорил, тогда в России не существовало лейблов, которым мог бы быть интересен альбом с такого сорта музыкой. Все, что нам оставалось делать, это только тиражировать запись в домашних условиях и распространять полученные копии самим. Одна из первых публичных ксерокс-контор (до этого ксероксы были секретными аппаратами и стояли лишь в некоторых организациях, не все сотрудники которых имели доступ к этим машинам), Rank Xerox открылась прямо напротив, на противоположной стороне Кутузовского. Мы стали постоянными ее клиентами. Коллаж для обложки сделал Рубан, он также сделал первое лого группы в «киднеппинг»-стиле. Не помню, где мы добывали чистые кассеты в эпоху тотального дефицита, однако где-то добывали. Ксерокс ксерил нам односторонние обложки в один цвет, кассеты закатывались на бытовом рубановском двухкассетнике. Таким образом нам удалось распространить пару сотен кассет за год или полтора, в основном раздаривая их друзьям, товарищам, другим музыкантам и всем кому ни попадя. Мы продавали по 3–5 кассет в месяц через единственный в то время магазин рок-атрибутики «Давай-давай» (интересно, сохранилась ли у кого-нибудь хоть одна такая кассета и что делают сейчас наши покупатели 11-летней давности?) и через DIY-дистрибуцию Ланы Ельчаниновой, которая к тому времени открыла очередной клуб. Клуб под названием «Клуб им. Хо Ши Мина» располагался на Профсоюзной, в невысоком сером здании около будущего клуба «Свалка». Осенью 1992-го в «Хо Ши Мине» состоялась незабываемая вечеринка с участием американского панк-миссионера, чела удивительной судьбы Донни Панка (Donny the Punk). Донни занимался тем, что, путешествуя по миру, находил в больших и малых городах Европы локальных панк-активистов и с их помощью организовывал встречи с местной неформальной общественностью. Вечеринки имели вид того, что сейчас назвали бы «spoken word show». Донни, находившийся в культуре с самого начала (на момент его российского визита ему было лет сорок), лично знал чуваков из Pistols, Ramones, New York Dolls, Dead Kennedys, Butthole Surfers. Зарождение, расцвет и упадок первой волны проходил на его глазах. На его глазах и с его участием начиналось становление DIY-хардкор-сцены. Также Донни был активным распространителем вегетарианских и веганских идей и зинов. Один из них, со слоганом на обложке I don’t eat the animals and animals don’t eat me, до сих пор хранится у меня дома. Донни побывал в столицах прибалтийских государств, потом в Питере и, связавшись с «НАИВами», приехал в Москву, где ему и была организована вечерина. Донни снял дешевую хату в Давыдкове на несколько дней и шастал по району, распугивая бабушек и детей. Представьте себе достаточно крупного сорокалетнего мужика (внешне охуенно напоминающего Элтона Джона) в убитой «косой», уклеенной частично отодранными стикерами, в безразмерных черных штанах и с наполовину выбритой башкой. За спиной – немыслимый для нас по тем временам бэг, на груди – огромных размеров Nikon. Все тело Донни было выбрито в шахматном порядке. Типа, левая нога лысая – правая волосатая, правое яйцо лысое – левое волосатое и так далее до волос на голове. С ним путешествовала его герлфренд, сморщенная панк-тетушка по имени Банни. Банни не выносила табачного дыма и тусовала в зале в желтом респираторе с лимонным флавором. Все прочее Банни курила за троих.
