«Фили» испытывали в отношении нас определенный энтузиазм, пластинка, возможно, могла стать реальным прорывом для группы. Все опять шло слишком хорошо. В нашем случае это, как правило, означает, что вот-вот настанет жопа. Пиздец подкрался, по своему обыкновению, незаметно, хотя и был результатом некоторых незаметных постороннему наблюдателю процессов.
Через несколько дней после возвращения со студии в Москву Леха забил со мной стрелу.
В течение недолгого спича (когда надо, Леха может быть весьма жестким и конкретным) он объяснил мне, почему группа не может существовать дальше в том виде, в котором существует.
Основная причина была в Рубане. На протяжении нескольких последних лет Денис выпивал и делал это с пугающей активностью. Пребывая в жопу, он становился просто неприятен, назойлив и агрессивен. Общение с ним было невозможно, и это послужило причиной некоторого охлаждения наших с ним отношений. Плодотворно заниматься музыкой с ним в составе становилось все сложнее и сложнее, в один момент стало ясно, что это вовсе невозможно. Мы больше не были развлекающимися подростками. Группа потихоньку вырастала в ДЕЛО ВСЕЙ ЖИЗНИ, а при таком раскладе иметь рядом с собой вменяемых партнеров важнее, чем невменяемых старых приятелей. Но была и еще одна причина, поважнее бухалова.
Несмотря на определенные старания, опыт, накопленный за почти семь лет активного участия в рок-группе, «студию джазовой импровизации «Замоскворечье», которую Денис посещал несколько лет, ему так и не удалось вывести свою игру на новый уровень. Конечно же, он играл намного лучше, чем пять лет назад, но тем не менее. Еще Родионов уделял огромное количество времени на репетициях занятиям с Денисом. Он пытался объяснять ему конкретные места песен, где ритмика отличалась от стандартных «тум-ПАМ, тум-тум-ПАМ», учил с ним синкопы, расставляя их в нужных местах, как того требовала мелодика песен и чего сам Рубан тотально был не в состоянии чувствовать. Родя постоянно настаивал на игре под метроном, что всегда осуществлялось с немыслимым напрягом и сопротивлением со стороны Дениса.
Однако Денис либо прикладывал мало старания и усидчивости, либо от природы имел небольшие способности к чувствованию ритмики. Дело почти не двигалось с места. Ко всему прочему, процесс усугублялся немыслимым самомнением Рубана. «Я барабанщик и играю семь лет! Кто вы такие, чтобы говорить мне, как и что делать? Вы что, все охуенные музыканты? Родя, иди, поучись на гитаре играть!»
Не то что мы совсем хуево звучали, нет, так тоже сказать нельзя. На примере множества групп, где все музыканты имеют одинаково низкий исполнительский уровень, можно видеть, что некоторые такие банды могут играть более или менее монолитно.
Если люди много репетируют друг с другом, то в конце концов они заучивают наизусть все кривости и неровняки друг друга и в нужных местах играют с одинаковыми ошибками.
Эта практика дает на некоторое время видимость относительно стабильной, ровной игры. Как правило, лажу у таких групп слышат только другие музыканты. Публике все это не особенно заметно. И тем не менее, если группа планирует развиваться, долго так продолжаться не может.
Видя, что все его старания имеют весьма слабый результат (или вообще никакого результата), Вован не раз и не два пытался говорить со мной о возможной смене барабанщика. Еще за полтора года до записи «Украл…» Родя говорил мне все то, что потом сказал Леха.
Я не видел путей, как это можно сделать. Рубан всегда был неотделимой частью группы, стоял у истоков, был в составе еще до меня. Ситуацию, при которой мне (или кому-то еще) пришлось бы объявить Денису, что он больше не в группе, невозможно было даже представить. В последнее время, приняв на грудь, он любил поразглагольствовать о своем высоком статусе в банде. Все чаще и чаще он договаривался до телег вроде: «Эта группа – моя. Название мое, я его придумал (?!). Песни тоже мои». Он со странным пренебрежением относился ко всем «некоренным» участникам ансамбля, когда-либо игравшим в нем. Люди, формировавшие репертуар, – настоящие, а не самозваные авторы песен, парни, определявшие звук группы, ее лицо, ходили у Рубана чуть ли не в сессионщиках! Денис не мог и, по всей видимости, никогда не пытался избавиться от абсолютно бессмысленного позиционирования себя в качестве «РУБАНА из “Четырех тараканов”». Весьма сомнительный статус для тех дней. Особенно если ты пытаешься навязать окружающим видимость его значимости пьяными ударами себя в грудь и прокручиванием по десятому разу за день кассеты с «Украл…» тотально охуевшим от этого дела гостям.
Несмотря на весь подобный кал, я всегда отвечал Роде, что тому следует забыть о своих намерениях.
Я никогда не был МУЗЫКАНТОМ, и все те вещи, что пытался внушить Родя, мне не были очевидны. Другими словами, мне казалось, что если мы будем больше заниматься ритмикой на репах и накручивать Рубана на занятия с метрономом дома, то все у нас будет хорошо. Вован же понимал, что такой мазы нет и все эти мероприятия в случае с Денисом просто впустую потраченные время и энергия. Он устал быть непрошеным сенсеем, объясняющим взрослому парню элементарные вещи, вместо того чтобы в свое удовольствие хуярить в группе. А кто захочет оставаться без кайфа в группе, которая приносит одно напряжение?
Как признался мне Вован через несколько лет после своего ухода, причиной того было еще и то, что ситуация с Рубаном оказалась неразрешимой.
После того как Родя покинул банду, заморочки с барабанщиком взял на себя Леха. Он оказался намного терпеливее и мягче и, будучи неплохим психологом, прекрасно понимал все тонкости непростого рубановского характера. Леха не взрывался на репах, не орал, не кидал инструмент на пол. Небольшими шагами, ласково и ненапряжно показывая Денису все сложные для него места, преподнося это как только что пришедшую ему в голову новую аранжировочную идею, он смог подготовить группу к записи «Украл…». Но после того как альбом был готов, Леха также перестал видеть пути для продолжения игры в прежнем составе. Не знаю, что послужило для него последней каплей. Может быть, напряги с записью барабанов на студии, может быть, некий личный момент в общении с Денисом.
Суть его телеги сводилась к следующему: мне предлагалось выбрать из двух вариантов. Либо мы с ним ищем двух (!) музыкантов в группу (с Максом продолжать также не имело смысла, правда, по другим причинам) и, возможно, начинаем все сначала. Либо он, Леха, просто соскакивает из «Четырех тараканов». В первом случае мы рисковали потерять все, что было накоплено группой к тому моменту. Не было никаких сомнений в том, что, попытайся мы сохранить старое название для нового состава, мы напоремся на такое яростное сопротивление со стороны Дениса, что просто наживем себе кровного врага. В отношении репертуара тоже было не все так просто. И если с песнями моего или Лехиного авторства все было ясно, то со старыми вещами, Родиными например, могли возникнуть проблемы. Рубан неоднократно провозглашал себя единоличным собственником всего репертуара группы безо всякого на то основания. Наш альбом выходил под маркой «Четыре таракана», и все те кайфы, которые его выход сулил группе, теперь оказывались бесполезными. Что толку нам от того, что «Дурная башка» станет чемпионом эфира, если диджей будет объявлять ее как песню группы «Четыре таракана»? Помимо всех этих проблем мы еще дико подставляли лейбл. «Фили», несколько лет раздумывая над тем, подписывать нас или нет, вложив в итоге в нас немалую сумму, получали альбом несуществующей группы. То-то радости будет Тонких!
