Радиостанции не могут не понимать, что являются объектом интереса для многих категорий людей. Первая – это слушатели, которые изо дня в день получают бесполезную информацию и покрывшуюся плесенью музыку. Вторая – музыканты, для лучших из которых путь на радио как самая простая и эффективная возможность донести свое творчество до слушателя закрыт. Любое искусство, не вписывающееся в рамки, порожденные интеллектом ответственных сотрудников любой из радиостанций, – неформат. Сегодня мой собеседник – лидер культовой, но весьма «неформатной» группы «ТАРАКАНЫ!» Дмитрий «Сид» Спирин.
– Сид, ты поддержал идею создания движения «FM Must Die!». Почему? Неужели ты, музыкант, считаешь, что FM-станции действительно являются злом и с ними необходимо бороться?
– Видишь ли, я считаю, что сам принцип построения программ на современных коммерческих FM-станциях (а следовательно, принцип существования их вообще) порочен и негативен. Понятие «ротация» (жесткая, слабая, такая, сякая) нивелирует идею музыкального радио как средства получения оперативной и разнообразной информации. В погоне за деньгами рекламодателей, а также в весьма сомнительном процессе создания «собственного эфирного имиджа» коммерческие станции неминуемо приходят к необходимости как можно более частого повторения в эфире одних и тех же композиций (а также к предпочтительному включению в плей-листы песен тех артистов, чьи предыдущие композиции вызвали наибольший интерес так называемого «усредненного слушателя»).
Таким образом, слушателям навязываются вкусы и предпочтения весьма и весьма ограниченного круга людей (программных и генеральных директоров станций, музыкальных редакторов), которые, руководствуясь собственными, зачастую довольно странными критериями, решают, что именно следует немедленно вбить в мозги людей, а чему дорога в «свободный» эфир закрыта. Так как в основе деятельности таких радиостанций лежат именно бизнес-интересы (и в этом смысле мы легко можем представить их себе исключительно как предприятия для зарабатывания денег, как бензоколонки и кафе быстрого питания, например), то следует признать, что артисты, чье творчество по своей сути или форме не может быть интересно миллионам… ну, или даже пусть сотням потребителей рекламируемых на радио товаров, никогда не будут звучать на таких станциях. Или будут, но «тяжелоротируемые», «офигенно хитовые композиции» все равно не позволят им быть услышанными многими. Эта схема не всегда была такой. В эпоху становления рок-музыки, еще в не столь далеких 1970-х, на радио было возможно почти все. Люди почему-то были заинтересованы в том, чтобы предлагать публике все новые и новые композиции и открывать новые имена. Шансы были равны практически для всех, так как все это музыка, сочиненная людьми для людей, и никто не имеет права брать на себя ответственность и говорить: это хорошо, а это – плохо.
– Так в чем же заключается основная цель радиовещания? Только ли в удовлетворении существующих потребностей большинства? Мы сейчас говорим с точки зрения слушателя…
– На мой взгляд, FM-станции должны (и, что самое главное, в силу их специфики – могут) представлять публике весь спектр музыки, при этом станции могут иметь узкую специализацию (формат – в хорошем смысле этого слова). Типа – у тех только хард-рок 1970-х, у этих джаз, ритм-энд-блюз и психоделика, а у этих – хаус. В нынешней ситуации, когда 95 % процентов станций играют одно и то же, даже так называемое «большинство» не удовлетворено. Станции должны отличаться друг от друга, причем в корне.
– Возможно ли появление радио «не для всех» в наших экономических условиях, как ты думаешь?
– Знаешь, я не специалист в экономике радиобизнеса, но думаю, что теоретически это возможно. Чтобы что-то произошло, нужно, чтобы кто-то попытался это сделать. Хотя бы.
– Сид, на твой взгляд, может ли существовать нормальное альтернативное радио в экономической зависимости от государства?
– Это смотря какие цели ставит перед собой государство, открывая или не открывая станцию. Если речь идет о музыкальной FM-станции, то в идеологическом смысле государство больше парят «выверенные по курсу» выпуски новостей. В таком случае государственной машине будет выгодно, чтобы этой станции доверяло как можно большее количество людей, и, соответственно, это будет попсовый формат. Ну, и новости представляешь себе, да?
– Да, вполне…
– Вот. А если же чиновники будут вести более тонкую политику, намереваясь получить в свои «инфо-клиенты» «отборных» слушателей (ну там типа «рабочие от 18 до 40», «городские интеллигенты», «студенческая молодежь» и тому подобное), тогда есть смысл попытаться скоординировать музыкальную политику и сделать хорошую станцию.
– Как ты, «неформатный» музыкант, считаешь: можно ли бороться с радиокорпорациями и имеет ли это смысл? Ведь на одних «СТРЕЛКАХ» FM долго не протянет.
– В борьбе с радиокорпорациями смысла нет. Повторю еще раз. Это бизнес. Сложный, высокотехнологичный и стремный способ поднять лавэ. Эти люди не думают ни о чем, кроме того, как идет их бизнес, сколько лавэ они накосили – и это абсолютно нормально. Главное, не путать FM-бизнес с творчеством, а уж тем более – с искусством. Если бы я на последние деньги открыл продуктовый ларек, я бы, наверное, брал у оптовиков помидоры проверенных фирм и только те, что находят наибольший (!) спрос у массового (!) покупателя. Я ведь открыл ларек, чтобы зарабатывать, а не для красоты. FM умрет сам.
Алексей ПРОТАСОВ.
Итак, мы продолжали выступать несмотря ни на что. В апреле-мае 1998-го мы самостоятельно зарядили тур по московским школам. Придумав некую «антинаркотическую» подоплеку, что, бы директорам и завучам школ было сложнее нам отказывать, мы принялись прозванивать школы. Также объява о готовящемся туре была озвучена в программе «Учитесь плавать», с призывом к школьникам не сидеть на жопах, а самим идти к администрации своих школ и предлагать им проведение нашего концерта. Мы были готовы приехать в любую школу, вход для всех был бесплатным. На финансирование этого тура (автобус, аренда аппарата и зарплата двух грузчиков, которыми были все те же Чуп и Грузин) подписались «Фили». Также с нами ездили «Ульи», чей менеджер, наш старый приятель Санек Мелешкин, много помогал мне при организации тура. Мы смогли сделать всего полтора десятка концертов, с огромным трудом преодолевая немыслимое сопротивление со стороны администраций школ. Какие-то концерты проходили с успехом, какие-то – не очень. Но вот что мне любопытно: интересно, среди тех, кто сейчас ходит на наши концерты в Москве, есть люди из тех самых школ? Дело было в 1998-м, выпускникам было как раз лет по 15–16, то есть сейчас, когда я пишу эту книгу, им должно быть типа 20–21 год. Пока никто ни разу не подходил к нам с телегой типа «Вы приезжали в мою школу пять лет назад!».
В мае был «Максидром». Мы оказались там. И это было просто нереально! Нам предстояло выступить перед 15 000 фэнов «русского рока».
Это, конечно же, были не те фэны «русского рока», которых мы можем теперь видеть ежегодно в Раменском, но все же это не были 15 000 панков, согласитесь. Три года назад я уже пытался побывать на «Максидроме», в качестве халявного зрителя, правда. Мы с моим другом Саньком пошли в «Олимпийский» на самый первый фестиваль в мае 1995-го. За несколько дней до него я пытался вызвонить Макса Покровского («Ногу свело!» участвовали в том фестивале), но был отослан им к директору группы, а тот давать мне проходки не пожелал. Итак, мы были у стадиона часа за три до начала, и нам удалось пройти в зал, как раз во время чека «Ногу свело!». Протусовали мы там около пятнадцати минут и после проверки аккредитаций были с позором выдворены охраной на улицу.
