Но сейчас она эти слухи категорически опровергает и говорит, что ничего такого не было – в школе они все трое просто дружили, а потом на вечеринке после выпускного между ней и Серго вдруг действительно какая-то искра проскочила, они начали встречаться, и дело скоро закончилось свадьбой.
«Она мне говорила, что конфликта со Светланой не было, – рассказывает Николай Долгополов. – Светлана вообще была влюбчивая и благоволила ко многим. Но в тот момент, когда у Марфы и Серго пробежали искры взаимопонимания (я даже еще не говорю о любви), у Светланы был роман с одним очень приятным человеком. Но Марфа Максимовна мне не сказала, с кем. Сказала только, что это очень-очень дальний родственник Светланы Аллилуевой. Но этот роман, в отличие от многих других романов Светланы Сталиной, ничем не закончился». Николай Михайлович попробовал настаивать, переспрашивал: «А правда, что у вас потом началась вражда?» Но Марфа Пешкова категорически ответила: «Никакой вражды не было. Никакой. Может быть, первые несколько недель, но потом все вошло в свою колею. Мы жили очень счастливо. И никаких конфликтов со Светланой не было».
Развеян еще один миф? Впрочем, две небольшие оговорки в словах Марфы Пешковой указывают на то, что это все-таки был не совсем миф. Во-первых, упоминание о том, что Светлана была влюбчивой, а во-вторых, фраза про «несколько недель». Так что за основную версию стоит принять то, что Светлана действительно была неравнодушна к Серго, поэтому, даже несмотря на наличие у нее в то время мужа и нового увлечения, все же рассердилась на подругу. Ведь она привыкла всегда побеждать и получать все, что хотела.
Кстати, встречала я и упоминания, что сам Берия знал об интересе Светланы к Серго и был не очень этому рад – считал, что от чересчур любимой дочери Сталина лучше держаться подальше. Поэтому искренне обрадовался роману сына с Марфой – красивой, веселой, с приданым в виде дедушкиного наследства, и хорошо защищенной громким именем того же дедушки от возможных репрессий.
Берия глазами невестки
Расспрашивал Николай Долгополов Марфу Пешкову, конечно же, и о ее знаменитом свекре. Все-таки, она осталась практически единственным человеком, который знал Лаврентия Берию лично. Кроме того, ее свидетельство особенно интересно именно потому, что она ему не жена и не дочь, то есть не обязана быть стопроцентно лояльной. Все-таки она из-за него тоже пострадала – ее посадили под домашний арест, трепали нервы (а она как раз была беременна третьим ребенком), запугивали, у нее арестовали мужа, лишили многих привычных привилегий, она всерьез опасалась за свою жизнь. И все это – из-за ареста Лаврентия Берии, проигравшего в борьбе за власть. Более того, они с Серго потом развелись, так что и невестка она все равно уже бывшая.
Однако несмотря на все вышеперечисленное, Марфа Пешкова ничего плохого о бывшем муже и бывшем свекре не говорит. «Я расспрашивал откровенно, довольно с пристрастием Марфу Максимовну, которой уже давно за 90, – рассказывает Николай Долгополов, – что же все-таки было, какая была у Берии семья. Она говорила, что семья была очень хорошая, очень дружная, что они ее приняли очень хорошо, что она была любимой невесткой, что мама Серго, Нина, ее просто боготворила. Лаврентия Берию, она видела очень редко, только по воскресеньям за обедом у него на даче, куда они с Серго приезжали. Он любил подшучивать, любил рассказывать какие-то довольно интересные истории, но никак не связанные с политикой. Все деловые разговоры за столом были запрещены, разговор обычно шел о детях, которые будут у Марфы с Серго, и о бытовых вопросах.
Жили они за городом, в Москве бывали редко. Марфа Максимовна рассказывала, что она из-за этого настолько плохо знала Москву, что часто смеялась: «Серго, ты как коренной москвич (что было шуткой), пожалуйста, познакомь меня с этим городом». И Серго возил ее по музеям и театрам. Они туда ходили, смеялись, радовались, а по воскресеньям рассказывали об этом Нине Теймуразовне и Лаврентию Павловичу Берии. Я спрашивал: «Вы говорите, что у них была дружная хорошая семья. А как же все эти многочисленные измены? Как же все те женщины, которые были в списках Берии?» Она отвечала: «Не знаю. Я ничего такого не замечала, и вообще не могу представить, как у него могло быть столько связей, когда он так много работал». Во время войны было почти казарменное положение, после войны он до 1949 года был погружен в создание атомной бомбы и дома появлялся только на один выходной. Все ночи он также был занят работой и очень боялся куда-то отлучиться, потому что в любой момент до четырех утра мог позвонить товарищ Сталин. Если бы Берия не ответил, это было бы скандалом, потрясением и, скорее всего, кончилось бы увольнением. Поэтому какие женщины, как он мог на них столько времени находить? Марфа Максимовна говорила, что иногда он выглядел очень-очень усталым, даже замученным, но никогда не был удрученным – он всегда был оптимистично настроен».
Важное уточнение – такими теплыми воспоминания Марфы Пешковой стали не сейчас, когда мода рисовать советское прошлое только черными красками прошла и, даже наоборот, сменилась склонностью несколько его идеализировать. В интервью почти десятилетней давности она рассказывала то же самое, даже еще более эмоционально: «Тогда не принято было играть шумные свадьбы. Мы расписались, дома за столом выпили хорошего грузинского винца. Когда у меня родилась первая дочь, Нина, свекровь сразу бросила работу и занялась внучкой… На даче по утрам, только они с Ниной Теймуразовной просыпались, сразу просили принести запеленутого ребятеночка – мою первую дочь, Нину. Клали между собой и могли час просто любоваться. Масса была снимков, где Лаврентий Берия возит коляску или держит внучат на коленях. После его ареста все эти фотографии у меня конфисковали… Лаврентий каждую субботу приезжал на дачу и проводил с женой воскресенье. А по будням допоздна сидел у Сталина, который хотел, чтобы все они находились при нем. Так что разговоры о том, что у Лаврентия было 200 любовниц, не очень соответствуют реальности. Конечно, у него были женщины, последняя даже родила ему ребенка, но не столько, сколько ему приписывают!»
После ареста Берии
«За нами пришли, когда мы были на даче, – вспоминала Марфа Пешкова. – Ночью нас с детьми и с няней Элечкой посадили в машину и увезли на спецдачу, где даже радио не было. Мы не знали, что произошло. Казалось, что это переворот. Я думала, нас везут на расстрел. В то время я ждала третьего ребенка, была на восьмом месяце, с пузом. Это был какой-то конспиративный дом, где, наверное, держали иностранцев, потому что я под ковром нашла доллар. Мы 20 дней провели там. На бумажке отмечали каждый день. Гулять разрешалось от этого дерева и до того дерева».
Потом, когда Берия был арестован и расстрелян, друзей у семьи резко поубавилось, они куда-то исчезли. Всю семью арестовали, потом отпустили, выслали в Свердловск и велели переменить фамилию. Они взяли фамилию Гегечкори – девичью фамилию жены Берии. На вопрос Николая Долгополова зачем, Марфа Пешкова ответила, что «боялись, что кто-то из тех, кто, возможно, вышел из заключения, кто действительно незаслуженно пострадал от рук Берии, кто-то может отомстить, отыграться на семье, у которой уже не было охраны – наброситься, убить, ударить». Но как-то обошлось, причем по словам Марфы: «Это может показаться странным, но там даже никто не догадывался, когда поменяли фамилию, что это семья Берии». Не пришлось переименовываться только самой Марфе, потому что она, выходя замуж, сохранила свою девичью фамилию – Пешкова.
