– О, пойди прочь, Силия, – Кардан отмахнулся от старшей сестры, прежде чем она успела сказать хоть слово. – Ты утомляешь морскую принцессу.
Силия быстро захлопнула рот, и на ее лице появилось нелепое, удивленное выражение.
Никасия засмеялась.
Несмотря на обаяние и прочие неоспоримые достоинства старших принцев и принцесс, именно Кардан выиграл расположение морской принцессы. Это была первая победа в его жизни.
Когда Никасия выделила Кардана среди прочих, к нему потянулись и другие фейри. Наконец вокруг него образовалась небольшая группа юных негодяев. Вместе они рыскали по островам Эльфхейма в поисках неприятностей. Они превращали древние гобелены в жалкие лоскуты и устраивали пожары в Кривом лесу. Они доводили преподавателей дворцовой школы до слез и запугивали придворных.
Валериан любил жестокость так же сильно, как некоторые фейри любили поэзию.
У Локка был неутолимый аппетит к увеселениям, а также целое поместье, где они могли творить все, что им вздумается.
Никасия презирала сушу и всех ее жителей, а потому еще больше желала заставить весь Эльфхейм склониться перед ней.
А Кардан, во всем копирующий старшего брата, научился использовать свой статус, чтобы заставить народ расшаркиваться и унижаться, кланяться и умолять. Он наслаждался ролью злодея.
Злодеи были потрясающими. Они могли быть жестокими и эгоистичными, могли прихорашиваться перед волшебными зеркалами, отравлять яблоки и заключать беспомощных девушек в стеклянных горах. Они потакали своим самым низменным порывам, мстили за малейшее оскорбление и получали все, чего желали.
Конечно, в итоге они оказывались в бочках, утыканных гвоздями, или умирали в мучениях и позоре, танцуя в раскаленных железных туфлях на потеху толпе.
Но, прежде чем получить заслуженное наказание, они были милее, румяней и белее всех на свете.
IV. Принц Эльфхейма приносит мотыльку выпивку
Принц Кардан вовсе не чувствовал себя по-злодейски, пересекая море на спине огромного мотылька одним поздним вечером. Раньше этот мотылек из Кривого леса принадлежал его матери и был приручен с помощью меда и вина.
Когда его мать оказалась в Башне Забвения, мотылек остался не у дел и легко согласился служить Кардану в обмен на несколько глотков медовухи.
Из-за пыльцы, сыпавшейся с его крыльев, принц начал чихать. Он проклинал мотылька, свою необдуманность, а больше всего – человеческую женщину, отчаянно цепляющуюся за его талию.
Кардан убеждал себя, что это всего лишь розыгрыш, устроенный в отместку за жестокое обращение старшего брата, но дело было серьезное. Он украл одну из служанок Балекина.
Кардан совершенно точно не спасал эту женщину и клялся себе, что больше никогда не сделает ничего подобного.
– Думаю, ты знаешь, что я от тебя не в восторге, – хмуро сказал он, обращаясь к Маргарет.
Она не ответила. Кардан не был уверен, что она вообще услышала его из-за шума ветра.
– Ты дала Балекину обещание. Глупое, но все же обещание. Ты заслужила… – Он не мог выдавить из себя остаток предложения. «Ты заслужила все, что с тобой произошло». Это была ложь, и хотя народ умело хитрил и сбивал с толку – ни один фейри не мог сказать того, что не являлось правдой.
Кардан поднял глаза: звезды с осуждением смотрели на него с ночного неба.
Принц хотел крикнуть им, чтобы они не смели думать, будто он какой-то жалкий слабак, но не был уверен, что эти слова не застрянут у него в горле.
В присутствии смертных слуг ему всегда становилось не по себе.
Их пустые глаза и потрескавшиеся губы. Они не были похожи на близняшек из дворцовой школы.
Он подумал об одной из них: как она склонялась над книгой, убирая прядь каштановых волос за ухо. Странное, округлое ухо.
Он подумал о том, как она смотрела на него, подозрительно нахмурив брови.
Насмешливая и осторожная. Яркая. Живая.
Он представил ее в роли одной из этих одурманенных служанок, и на него нахлынуло странное, непонятное чувство: страх и в то же время какое-то ужасное облегчение. Заколдованный человек не мог смотреть на него таким взглядом, как у нее.
Мотылек устремился к электрическим огням береговой линии, и Кардана накрыло очередное облако пальцы. Новый приступ кашля отвлек его от размышлений.
– Приземлись на пляже, – задыхаясь, выдавил он.
Хватка Маргарет на его талии стала еще крепче. Казалось, что она пытается зацепиться за одно из его ребер. Его хвост, зажатый между ними, был изогнут под странным углом.
– Ай! – воскликнул Кардан, но Маргарет снова проигнорировала его недовольство.
Мотылек опустился на черный валун, частично ушедший под воду и покрытый белыми морскими улитками. Соскользнув со спины насекомого, принц Кардан приземлился на мелководье и промочил свои нарядные сапоги.
– Что со мной будет? – спросила Маргарет, глядя на него сверху.
Когда они покидали Эльфхейм, Кардан сомневался, что ему удалось развеять наложенные на женщину чары, но, судя по всему, она снова обрела способность ясно мыслить.
– Откуда мне знать? – сказал он, неопределенно указывая куда-то в сторону берега. – Чем вы, люди, обычно занимаетесь в мире смертных? Придумай себе какое-нибудь занятие.
Маргарет неловко слезла со спины мотылька и побрела к берегу, рассекая прибрежные волны. Остановившись на суше, она сделала глубокий, жадный вдох.
– Так это не обман? Не очередная злая шутка? Я правда могу идти?
– Иди, – сказал Кардан, отмахиваясь от нее обеими руками. – Скатертью дорога.
– Но почему именно я? – спросила женщина. Она не была самой молодой или самой старой. Она не была самой сильной и даже не самой жалкой. Они оба знали ту единственную причину, которая выделяла Маргарет из серой толпы слуг, и эта мысль не приносила удовольствия ни одному из них.
– Потому что я видеть тебя не могу, – сказал Кардан.
Женщина бросила на него изучающий взгляд и облизнула потрескавшиеся губы.
– Я никогда не хотела… – Заметив выражение его лица, Маргарет умолкла на полуслове. Это произвело на Кардана странное впечатление, словно она пыталась копировать манеру народа, когда они начинали предложение и вдруг вспоминали, что не могут солгать.
