Никасия прижала палец к его губам и произнесла несколько слов на языке подводного народа, напоминавшем не то песню китов, не то крики чаек.
В тот же момент он почувствовал жжение в легких, и его дыхание стало тяжелым и прерывистым. Магия.
У королевы Орлаг было слишком много врагов под водой, и она отправила свою дочь на сушу не только затем, чтобы закрепить союз с Эльфхеймом, но и для того, чтобы Никасия была в безопасности. Медленно уходя под воду, Кардан думал о том, следует ли ему напомнить об этом морской принцессе. Но раз уж она решила быть смелой – он будет смелым вместе с ней.
Вода сомкнулась над его головой, и на мгновение собственные темные кудри закрыли ему обзор, упав на глаза. Солнечный свет еле-еле пробивался сквозь морскую поверхность. Волосы Никасии тянулись за ней, превращаясь в дымчатое знамя, а ее бледное тело то и дело мелькало в темной воде. Кардан хотел заговорить, но, как только он открыл рот, его легкие наполнились водой. Магия позволяла ему дышать, но в груди появилась странная тяжесть.
И хотя на нем были защитные чары Никасии, он все еще чувствовал гнетущий, пугающий холод, а морская соль щипала ему глаза. Соль, которая сковала его собственную магию. И только тьма вокруг. Это больше не казалось ему расширением границ скромного дворцового пруда. Он словно оказался в маленькой запертой комнате.
«Откажешься от ее предложения – и у тебя не останется ничего», – напомнил он самому себе.
Мимо них проплыла серебристая рыба, и ее чешуя сверкнула, как лезвие кинжала.
Никасия уплывала все глубже, и наконец Кардан увидел вдалеке огни подводного дворца: светящиеся башни из кораллов и ракушек. Рядом с косяком скумбрий он разглядел фигуру, которая напоминала мерроу.
Он хотел предупредить Никасию, но вспомнил, что не может говорить. Кардан с трудом подавил нарастающую панику. Его сознание пребывало в смятении.
Какой будет его жизнь в качестве консорта Никасии? В Подводном мире он будет таким же незначительным, как и в Эльфхейме, но при этом еще более бессильным и, возможно, даже более презираемым.
Море давило на него. Кардан уже не понимал, где верх, а где низ. Он пребывал в подвешенном состоянии, решая, что ему делать: бороться с течением или поддаться ему. Больше не будет мшистых полян, колких слов, сказанных с приятной легкостью, хмельной слабости в ногах и совсем никаких танцев.
Даже эта смертная девчонка не смогла бы оставить здесь своего следа. Его бы немедленно смыло водой.
Вдруг он заметил свет, далекий, но такой желанный. Солнце. Кардан схватил Никасию за руку и рванул наверх, отчаянно перебирая ногами. Оказавшись на поверхности, он принялся жадно хватать ртом воздух, в котором не нуждался.
Никасия вынырнула через несколько секунд. С жабр на ее шее стекала вода.
– Ты в порядке?
В ответ Кардан только закашлялся, выплевывая остатки воды.
– В следующий раз будет легче, – сказала Никасия и вгляделась в его лицо, словно ища ответа, но увиденное явно ее не порадовало. – Тебе же понравилось, правда?
– Я о таком даже и не мечтал, – согласился он, тяжело дыша.
Никасия облегченно вздохнула и улыбнулась. Вернувшись на берег, они принялись собирать свою одежду, разбросанную по пляжу.
По дороге домой Кардан пытался убедить себя, что он привыкнет к жизни в Подводном мире, научится выживать на морском дне, станет значительной фигурой при дворе и найдет себе новые развлечения. И, словно он опять оказался в холодной темноте, его мысли то и дело возвращались к округлому уху, следу, оставленному в лесу, и выверенному взмаху меча, но все это было не важно. Это ничего не значило, и ему стоило бы забыть об этом.
VII. Принцу Эльфхейма достаются сразу две истории
Так как Кардан больше не был в немилости, Элдред желал, чтобы его младший сын посещал все официальные ужины, даже несмотря на то что его вечно сажали в самом дальнем конце стола, где он был вынужден мириться с тяжелыми взглядами Вал Морена. Сенешаль все еще был уверен в том, что Кардан убил его возлюбленного, и теперь, когда принц посвятил себя злодейству, это недопонимание только играло ему на руку. Любая мелочь, которая могла бы насолить его семье, любое едкое замечание, любая небрежная усмешка дарили ему ощущение, будто у него тоже есть власть, пусть и совсем небольшая.
Единственное, что он умел делать просто великолепно – так это изображать злодея.
После ужина начались скучные разглагольствования, и, выйдя из-за стола, Кардан ушел бродить по залам в поисках вина. Пока во дворце были гости, Элдред не мог наказать его, если бы только он не совершил какую-нибудь дикую выходку, а мелкое хулиганство могло разве что повеселить Балекина.
К своему удивлению, он нашел свою сестру Рию сидящей с книгой на коленях. Она посмотрела на него и зевнула.
– Ты когда-нибудь читал человеческие книги? – спросила она.
Рия была его любимой сестрой. Она редко появлялась при дворе, предпочитая свободу самых диких уголков, какие только были на островах. Но она редко обращала внимание на Кардана, и теперь он не знал, как вести себя по отношению к ней.
– Люди омерзительны, – решительно отрезал он.
Кажется, его ответ позабавил Рию.
– Неужели?
У него не было ни одной причины думать о Джуд. Она ничего не значила.
Рия помахала перед ним своей книгой.
– Это мне дала Вивьен. Совершенная бессмыслица, но такая увлекательная.
Вивьен была старшей сестрой Джуд и Тарин, а также единственной родной дочерью Мадока. Услышав ее имя, Кардан занервничал, как будто Рия могла прочесть его мыли.
– Что это? – наконец выдавил он.
