Неудавшийся государственный переворот
Одно несомненно: пожар Рейхстага совпал по времени с первым тяжелым кризисом, который переживало правительство Гитлера. В консервативных кругах в то время возникла мысль о перевороте и назначении правителем государства гогенцоллерновского принца. На эти планы намекнул в своей речи баварский министр-президент д-р Гельд, а именно в своем выступлении 19 февраля в верхнепфальцском городе Амберге. Толкование, которое было дано этой речи, – что здесь дело идет о национал-социалистском плане и имеется в виду принц Август-Вильгельм, – основано на недоразумении. Обе стороны сделали ряд попыток захватить друг друга врасплох при помощи такого рода планов. Так, в день выборов национал-социалисты назначили массовые демонстрации штурмовиков во всех германских городах под звучным лозунгом «День пробуждающейся нации». Возникли опасения, что Гитлер собирается устроить дружественное нападение на президента, такое же, какое он 9 лет назад совершил на господина фон Кара. Папен решил было укрыть президента в лагере рейхсвера в Деберице и со своей стороны мобилизовал «Стальной шлем». Так как обе стороны приняли меры предосторожности, то ни одна из них не решилась нанести удар. Штурмовики удовольствовались организацией «Дня пробуждающейся нации», «Стальной шлем» устроил в воскресенье мощную демонстрацию, образовав некоторым образом заградительную цепь вокруг Вильгельмштрассе, где находился старый господин. Во всяком случае, он был на этот раз охранен от неожиданных выпадов штурмовиков.
Так называемый меморандум Оберфорена дает некоторое объяснение связи, существовавшей между этими событиями и пожаром Рейхстага. В нем говорится о серьезных разногласиях, возникших после пожара в имперском кабинете. Вся правда об этом станет, вероятно, известна лишь с течением времени. То, что имеет решающее историческое значение, вполне ясно уже теперь: вместе с пожаром Рейхстага «национал-социалистская революция» быстро достигла своего наивысшего пункта.
«В защиту народа и государства»
И здесь революция сверху шла рука об руку с революцией снизу. Геринг и Рем с успехом выступали совместно.
Вечером 28 февраля президент должен был подписать второй чрезвычайный декрет – «В защиту народа и государства», который отменял важнейшие основные права немецкой конституции и который является с тех пор по существу основным законом управляемой Гитлером Германии. Его важнейший (185)1 гласит: «Статьи 114, 115, 117, 118, 123, 124 и 153 конституции германского народа вплоть до распоряжения объявляются недействительными. Поэтому и за пределами законных ограничений допустимы ограничения личной свободы, права свободно выражать свое мнение, включая свободу печати, свободы союзов и собраний, тайны почтовой и телеграфной переписки и телефонных разговоров, постановления об обысках и конфискациях, а также ограничения собственности». За этим следует список драконовских наказаний, среди которых особенно часто фигурирует смертная казнь. С момента опубликования этого декрета смертная казнь может назначаться за «тяжелое нарушение общественного порядка» в случаях, когда в ход было пущено оружие, либо когда обвиняемый действовал сознательно и в намеренном соучастии с вооруженными людьми. Таким образом, смертная казнь полагается и в тех случаях, когда проступок не имел никаких серьезных последствий.
Второй декрет «Против измены германскому народу и преступных происков» угрожал за государственную измену в бесчисленных случаях казнью, а за преступные происки – каторжной тюрьмой.
Это было положение, которое раньше называли исключительным. Однако в таких случаях власть переходила обычно в руки военных. Национал-социалисты на этот раз сумели помешать такому переходу, использовав старый аргумент Шлейхера, что армия не должна быть вовлечена во внутриполитические конфликты. Все полномочия во время этого исключительного положения целиком перешли в руки полиции. В Пруссии, наибольшей из германских провинций, это означало – в руки Геринга.
Полиция немедленно подвергла предварительному аресту всю коммунистическую фракцию рейхстага, а также значительное число социал-демократических депутатов и прочих левых политиков и журналистов. Она распустила союзы, запретила газеты и закрыла не только коммунистические газеты, но на две недели запретила выход всей социал-демократической прессы. Основание: ван дер Люббе признался в своей связи с социал-демократией. Мы знаем уже, что через несколько дней это было признано ложью, тем не менее Геринг каждый раз возобновлял свой запрет, покуда социал-демократическая пресса не обанкротилась и газеты не были, наконец, отняты у их владельцев. Штурмовики под видом вспомогательной полиции разъезжали на грузовиках по городам, вламывались в квартиры «марксистов», тащили их в общежития штурмовиков, убивали либо избивали до полусмерти своих противников. В течение 48 часов, последовавших за пожаром, в Пруссии были подвергнуты «предварительному аресту» 4 тыс. человек. Когда число это в продолжение ближайших дней увеличилось в несколько раз, штурмовики устроили «концентрационные лагеря», в которых, по выражению Фрика, из «марксистов должны были быть воспитаны полезные члены человеческого общества».
Министр против справедливости
27 февраля 1933 г. национал-социалистская революция сверху объединилась с национал-социалистской революцией снизу. С тех пор словно циклон прошел по всей Германии. Со времен крестьянской войны ни одно внутригерманское движение не смело с лица земли столько человеческих жизней и народного достояния.
4 марта в избирательной речи Геринг заявил в Берлине: «Я не нуждаюсь в пожаре Рейхстага для принятия мер против коммунистов, и я не выдаю также никакой тайны, что – будь на то воля Гитлера или моя – преступники уже давно качались бы на виселице».
В последней фразе Геринг дает понять, что в кабинете существуют разногласия, о которых говорит и документ Оберфорена.
Национал-социалисты охотно без дальних слов расправились бы с арестованными, не устраивая судебного процесса о поджоге рейхстага. Можно сказать, что катехизисом национал-социалистской революции является речь Геринга, произнесенная им 3 марта во Франкфурте-на-Майне, где он заявил:
«Юридические сомнения или бюрократия не окажут никакого влияния на мои мероприятия. Моей задачей не является вершить справедливость, а уничтожать и искоренять. Это будет борьба против хаоса, и в этой борьбе я буду пользоваться не только полицейскими средствами. Кулак, который я опускаю на затылок этих преступников, – это коричневые рубашки, живые силы народа».
Государственный деятель и начальник полиции без справедливости – действительно ультрареволюционная фигура. По крайней мере, до сих пор революции всегда происходили во имя справедливости. Геринг сам случайно признался, что в минуты покоя у него возникают сомнения (не укоры ли совести?).
«Когда работа закончена и нервы начинают дрожать, когда перед глазами выступает вся тяжесть ответственности, тогда все снова и снова спрашиваешь себя: суждена ли удача, благословит ли бог твое дело?» – так говорил он 27 июля в зале ратуши в Аахене. Это отчет грешника, получившего на один день отпуск из преисподней, о том, что происходит в аду, когда палача охватывает страх перед самим собой.
