После своего назначения министром Дарре надеялся, что легко сможет овладеть движением цен на хлебном рынке. Богатый урожай, вызванное им падение цен, а также не совсем благоприятное для развития цен устранение еврейской посреднической торговли вынудили его солиднее взяться за дело.
В середине сентября имперский закон предоставил ему полномочия включить в «имперское сословие питания» не только сельское хозяйство, но и потребителей, объединенных в общества, которые носят характер принудительных синдикатов. В первую очередь министр вправе диктовать цены на пшеницу и рожь и ограничивать размеры посевной площади. Эти полномочия так сильно нарушили восхваляемую Гитлером свободу хозяйства, что имперское правительство по требованию Шмитта должно было выступить с успокоительными заверениями: о подобном регулировании остального хозяйства оно-де не помышляет. Таким образом сельское хозяйство, чьи долги были заморожены государством, было изъято также из-под влияния естественного хозяйственного процесса.
Хозяйство должно быть свободно, но сельское хозяйство имеет все же диктатора.
Дарре очень осторожно высказал свое мнение по поводу колонизации и крупного землевладения. Он-де полагает, что некоторые крупные землевладельцы, быть может, предпочтут избавиться от своих переобремененных долгами поместий и удовольствуются взамен них крестьянскими наследственными дворами. Однако гугенберговский закон о запрете продажи имений с молотка, а также закон о сложении задолженности способствовали сохранению многих поместий, которые были не жизнеспособны. Никогда еще на земельном рынке в германских восточных провинциях, который раньше был наводнен предложениями о продаже просроченных поместий, не предлагалось так мало земли для колонизации, как в 1933 г. Руководитель померанской окружной национал-социалистской организации государственный советник Карпенштейн грубо, но выразительно потребовал, чтобы крупные землевладельцы добровольно предоставили свою землю для колонизации. Помещики в Восточной Пруссии заблаговременно, без публичного напоминания, сами заявили о своей готовности уступить свою землю, однако лишь при условии, что она достанется в первую очередь их местным безземельным крестьянам. В общем и целом переселение крестьян при национал-социализме по настоящее время развивается далеко не в соответствии с обещаниями бранденбургского обер-президента Кубе, который заявил, что его программа колонизации будет «значительнее, чем освобождение крестьян бароном фон Штейном». Официальная политика скорее следует советам Геринга, который заявил 17 марта в Штеттине на собрании померанского ландбунда, что в соответствии со здравым смыслом он понимает вещи следующим образом: «Не нужно, с одной стороны, заниматься колонизацией, а с другой – разрешать, чтобы имения гибли. Прежде всего нужно позаботиться о сохранении того, что уже существует».
Это были слова, которые нашли глубокий отклик в сердцах крупных землевладельцев. За этими словами последовал символический жест. Заключался он в том, что 28 августа Геринг подарил главе всех крупных землевладельцев в Германии, старому президенту, принадлежавшее государству поместье Лангенау, которое было присоединено к его прежним владениям. Гитлер удвоил ценность этого подарка, освободив имение от налогов на все время, пока оно будет находиться во владении мужской линии рода Гинденбургов.
Скачка на Восток
Заселение германского Востока крестьянами взамен крупного землевладения было в Германии одной из самых популярных экономических идей. При этом люди большей частью недооценивали существующие трудности. Национал-социалистские агитаторы охотно пользовались лозунгом о колонизации. Руководство же, а именно Гитлер, вело себя сдержанно, выдвигая, правда, совершенно необычный аргумент. Так, Гитлер в своей книге пишет:
«Для нас, немцев, лозунг “внутренней колонизации” вреден уже потому, что он укрепляет среди нас мнение, будто мы открыли средство, которое в соответствии с пацифистскими взглядами позволяет в спокойной полусонной жизни “доработаться” до лучшего существования. Это учение, если бы мы отнеслись к нему серьезно, означает конец всякому усилию добыть себе место на этом свете, которое нам подобает… Во всяком случае, такая земельная политика не может быть осуществлена где-нибудь в Камеруне, а может быть осуществлена в настоящее время только в Европе. Нужно совершенно холодно и трезво стать на ту точку зрения, что, разумеется, не небеса распорядились о том, чтобы один народ получил на этом свете в 50 раз больше земли, чем другой. В таких случаях нельзя позволить, чтобы политические границы отвели нас в сторону от границ вечного права. Если на этой земле действительно есть место для всех, то пусть же нам дадут столько земли, сколько нам необходимо для жизни».
Таким образом, «колонизационная политика» национал-социализма заключается не в разделении и парцелляции крупного землевладения в Восточной Германии, а в завоевании новых земель в Восточной Европе. Завоевание – вот мысль, которая меньше всего способна заставить побледнеть Гитлера. Ибо в том же разделе своей книги он заявляет:
«Либо мир управляется согласно представлениям нашей современной демократии, и тогда в каждом решении центр тяжести склоняется в пользу наиболее многочисленных рас, либо мир управляется по законам естественного соотношения сил, и тогда побеждают народы с более жестокой волей и притом не народы, способные к самоограничению. Не приходится сомневаться, что этому миру придется когда-нибудь пережить ожесточенную борьбу за существование человечества. В конечном счете побеждает всегда только инстинкт самосохранения. Под его влиянием так называемая гуманность, представляющая собою смесь глупости, трусости и мнимого всезнайства, тает, словно снег под лучами мартовского солнца. Человечество стало великим в вечной борьбе – при вечном мире оно погибнет».
В основе всех этих мыслей лежит ложная предпосылка. Гитлер исходит из предположения, что численность германского народа в течение одного столетия достигнет 250 млн человек. В действительности германский народ не размножается в такой пропорции. Напротив, его численность постепенно уменьшается. По подсчетам имперского статистического бюро, в 1980 г. Германия будет насчитывать только 50 млн жителей. В связи с этим земельная политика Гитлера лишается своих предпосылок. Что же касается вечной борьбы, то тем временем сам рейхсканцлер Гитлер должен был понять, что в соответствии с новейшими успехами в этой области кривая роста германского населения может в результате этой борьбы пасть гораздо ниже, чем при сохранении «неестественного» мира.
Мелкий лавочник проигрывает сражение
Мы можем коснуться здесь лишь некоторых важнейших пунктов экономической политики национал-социалистского государства. Важнейшим событием и для германского хозяйства явилось в 1933 г. крушение Лондонской мировой экономической конференции. Оно свело на нет величайший экономический шанс правительства Гитлера, а именно надежду, что начало национал-социалистского режима совпадает с естественным оживлением мирового хозяйства. Это оживление не наступило ни на мировом рынке, ни – с помощью какого-нибудь чуда – на германском внутреннем рынке. Тем временем сократилась германская внешняя торговля частью вследствие политического бойкота, а в еще большей степени благодаря растущей во всем мире тенденции к автаркии. В связи с этим председатель Рейхсбанка д-р Шахт после бесплодных переговоров с иностранными кредиторами объявил 8 июля об отказе Германии платить по своим долгам, что было названо мораторием трансфера. Фактически это означало, что Германия не уплачивала больше процентов по большинству своих иностранных долгов. Отдельные же должники внутри страны должны были независимо от этого вносить проценты и платежи в погашение долга. Эти взносы использовались для предоставления субсидий германским экспортерам, с тем чтобы они могли понизить цены и побить иностранную конкуренцию. С помощью картелирования эта возможность «демпинга» была использована еще в большей мере.
