Число членов партии возросло, по сравнению с 1921 г., вдвое: с трех тысяч до шести тысяч. Для всякой другой партии это было бы громадным шагом вперед; но для национал-социалистов это означало замедление темпа их роста. Год кризиса задержал рост партии, а внутри партии еще не привел к единой ориентации и к полной консолидации партийной линии.
1922 г. был переходным годом, годом строительства. Необходимо было сорганизовать бюро партии, добыть больше денег. Меньше размаха, больше прилежания – таков был лозунг.
Глава 5. Путч П.П. (т. е. путч Питтингера и Пенера)
В начале января 1922 г. государственная власть впервые применяла к Гитлеру серьезную репрессию. Вместе со своим приятелем Эссером он был приговорен к трехмесячному заключению за срыв митинга. Баварский министр внутренних дел д-р Швейер собирался выслать Гитлера из пределов Баварии, новое правительство Лерхенфельда относилось к Гитлеру холодно. Однако Швейер не в состоянии был провести эту высылку; сила была здесь на стороне старого фронтовика Гитлера. Солдатские союзы протестовали, и из плана (март 1922 г.) высылки Гитлера ничего не вышло. После этого удара Гитлер снова стал избегать людей, долго не давал о себе знать и в конце концов объявился в Берлине. Там он снова выступал в Национальном клубе, где, между прочим, познакомился со своим будущим соратником фон-Грефе и с фабрикантом фон-Борзигом, лидером германских работодателей.
В конце июля 1922 г. Гитлер снова в Мюнхене и отбывает свое наказание; оно было сокращено ему до одного месяца; что касается остальных двух месяцев, то он добился, чтобы наказание было признано условным. Он приступил к отсидке своего наказания как раз вовремя. Случись это на месяц позже, Гитлер оказался бы в тюрьме во время политического шторма, чуть не бросившего Баварию в объятия революции.
Шторм этот вызван был убийством германского министра иностранных дел Вальтера Ратенау и последовавшим вслед за этим изданием законов о защите республики. Правые союзы в Баварии ответили на это тем, что «довели народную душу до белого каления». Присяжные баварские патриоты не могли мириться с расширением прерогатив общеимперских властей в упомянутых законах; но и все правые одинаково восстали против энергии, с которой республика после проявленной ею в прошлом дряблости поставила существующую форму правления и демократию под защиту закона. Надо сказать, что возмущение правых не лишено было основания, так как припадок мужества и энергии у имперского правительства был деланным, и энергия эта скоро улетучилась; этот припадок нарушал обычное право, установившееся за последние годы в государственной политике, согласно которому в Германии правили левые, а правые делали все, что им угодно.
Из столкновения между авторитетом империи, государственной самостоятельностью Баварии и возмущением правых правительство Лерхенфельда пыталось выйти с помощью компромисса: оно согласилось на новый закон, но для проведения его в действие выговорило себе право учредить южногерманский сенат при верховном государственном трибунале и добилось от президента республики Эберта заявления, что политика централизации на этом остановится и не пойдет дальше.
Однако руководящие политические круги в Баварии увидели в этом компромиссе только поражение. Если прежде бурные, но лояльные демонстрации имели целью усилить позицию баварского правительства, то теперь происходило опасное брожение, направленное против самого правительства. Во время большой демонстрации на Площади короля Гитлер – это было еще до его тюремного заключения – впервые получил возможность выступить перед десятками тысяч людей вместе с лидерами других организаций. Характерно его выступление против бело-голубых (цвета баварского герба) и против травли пруссаков: «Прошу вас, – сказал он, – не ругайте пруссаков и не пресмыкайтесь в то же время перед евреями, а проявите твердость перед нынешними хозяевами в Берлине, тогда за вас будут стоять миллионы немцев во всей Германии, называются ли они пруссаками или баденцами, вюртембержцами или австрийцами».
Впрочем, в то время даже самые пламенные речи Гитлера не представляли еще опасности для правительства. Зато за кулисами произошли события, которые могли повести к катастрофе. В баварском рейхсвере подготовлялось военное восстание.
Начало восстанию было положено в стане генерала фон Эппа, начальника пехотных частей седьмой дивизии, постоянного защитника и покровителя всех правых союзов. Рем и несколько других офицеров задумали свергнуть имперское правительство вооруженной силой. Расчет их заключался в следующем: когда сойдутся генералы рейхсвера и вынесут составленное в вежливых выражениях решение, что внутреннее положение стало невозможным, Эберт окажет не больше сопротивления, чем в свое время Гофман. Рему удалось склонить в пользу этого начинания Эппа, а тот склонил на свою сторону начальника баварской дивизии фон Меля. Баварская дивизия находилась в состоянии полной боевой готовности: она была собрана для маневров на военном плацу в Графенвер в северной Баварии.
На этот раз план расстроился вследствие преждевременного вмешательства буржуазных политиков.
Дело в том, что нечто подобное замышлял также самый влиятельный из баварских военных союзов – союз «Бавария и империя». Во главе его стоял советник Питтингер из Нюрнберга, поставленный Эшерихом в качестве своего преемника. Это был прирожденный закулисный деятель со всеми данными стать злым гением движения баварских военных союзов. Он отличался пронырливостью, рассудительностью, честолюбием, а также отсутствием сдерживающих центров, не обладал он лишь одним – доверием своих сотрудников и союзников. И вот Питтингер пришел к выводу, что для него теперь настало время действовать.
Не имея представления о приготовлениях генералов рейхсвера, находившихся далеко, в Графенвере, он созвал 24 августа 1922 г. своих помощников в мюнхенской пивной Киндлькеллер, вызвал с курорта Пенера и приступил к подготовке военного переворота, который должен был свергнуть правительство Лерхонфельда.
Однако когда он через своего посланца конфиденциально уведомил офицеров в Графенвере о своем самовольном начинании, Рем пришел в бешенство и отказался поддержать путч П.П. (названный так впоследствии по начальным буквам фамилий обоих духовных отцов его – Питтингера и Пенера). Тогда у Питтингера душа ушла в пятки, и он, не поднимая шума, отослал своих сообщников домой, а сам отправился на курорт. После этого злосчастного преждевременного выпада потерпело неудачу также предприятие рейхсвера, и все участники предстали перед глазами друг друга далеко не в виде героев или великих государственных мужей.
Меньше всего пристало это Гитлеру, который уже видел себя мысленно в роли политического лидера в путче рейхсвера. По мысли Рема штурмовые отряды Гитлера должны были в числе других участвовать в перевороте; в конце концов, для этого Гитлер и создал их. Гитлер считал, что настал час для действий в большом масштабе. В эти лихорадочные недели надежды снова обманули его, его исступленные речи снова оказались произнесенными впустую. «Если мы, – кричит он своим слушателям хриплым от волнения голосом, – не используем этого момента, он никогда более не повторится». Это было незадолго перед тем, как он отправился в тюрьму.
