Людендорф берет руководство в свои руки
В тот самый момент, когда Гитлер отстранился от движения, Людендорф дает движению свое прогремевшее на весь мир имя. На пользу национальному движению пошел теперь тот культ личности, который со времени войны воцарился у немцев как нечто в своем роде совершенно новое. У немецкого народа и прежде были свои герои, причем не только разукрашенные легендой. Но официальная гогенцоллерновская легенда сделала из них лишь придатки, барельефы к памятникам королей. Даже из Бисмарка она сделала приторного кирасира, который дома расхаживает в халате и курит трубку. Герои, которых знал до сих пор немецкий народ, все были паиньками. Только у Людендорфа бушевал ад в душе. Такого человека у немцев уже давно не было. Слава этого человека, отстранившего кайзера и увлекшего в водоворот бравого Гинденбурга, имела в себе нечто мятежное; в его лице националистическая молодежь обожала не степенного представителя прусской традиции, – для этого у Людендорфа было мало данных; нет, немцы с высшим образованием любили Людендорфа потому, что он был гениален в своей специальности; потому, что в свою область он не позволил вмешиваться даже кайзеру, – это был самый гордый и непреклонный военный специалист в немецкой истории. Лишь для него одного немецкая любовь к порядку допустила всеми приветствуемое исключение. Когда же он впоследствии разочаровал немцев, на смену ему уже готов был прийти Гитлер, выходец из народа, человек без специальности; ему предстояло теперь утолить неудовлетворенную жажду необычайного.
В силу «собственного права» Людендорф взял на себя руководство вновь основанной национал-социалистической партией свободы. Вместе с Грефе он образовал имперское руководство партии; в качестве представителя национал-социалистов он привлек аптекаря Грегора Штрассера из Ландсхута в Нижней Баварии.
Штрассер всплывает на поверхность
Грегор Штрассер является в настоящее время, пожалуй, самой известной личностью в национал-социалистическом лагере. По внешности это исполин-гвардеец с зычным голосом и медвежьей силой; в сравнении с ним Гитлер – лишь комок нервов. В 1921 г. он узнал Гитлера как оратора; вначале между ним и партийным вождем было мало точек соприкосновения в области политики, последние сводились чуть ли не к слову «национал-социализм». Возможно, что Штрассер и не замечал этого. От других партийных лидеров он отличался своей трудоспособностью и властолюбием; его чутье развито слабее. Перед многими из своих коллег он имел то преимущество, что в его карьере, а следовательно, и в характере не было того «надлома», который был несчастьем многих его партийных товарищей, включая Гитлера. Штрассер почти не знает колебаний, поэтому он больше годится в управляющие делами, чем в творцы. Как политик он один из самых ярких представителей того послевоенного типа, который взрастило национал-социалистическое движение: это – обыватель, возмущающийся тем, что в рейхстаг попадают только старые авторитеты: это – неизвестный немец, пришедший из окопов и стремящийся теперь прибрать дела к рукам. Надо сказать, что ему это удается, тогда как, например, вожди «Стального шлема» не пошли в этом отношении дальше благих намерений.
В национал-социалистической партии Штрассер был в последнее время лидером в Нижней Баварии и руководителем тамошних штурмовых отрядов. Он не принадлежал к узкому кругу Гитлера и не имел влияния на партийное руководство: в день путча он защищал безнадежную позицию на мюнхенском берегу р. Изар и находился под началом других командиров, которые оставили его на произвол судьбы. На выборах 1924 г. он прошел в рейхстаг и ландтаг и таким образом впервые выдвинулся.
Из числа самых невзрачных сподвижников Гитлера двое стали на его защиту. Это были Эссер и Штрейхер. На удар Людендорфа они ответили мощным контрударом. Эссер, трусливо бежавший после путча в Зальцбург и потом вернувшийся, метал на собраниях «фелькише» громы и молнии против «кавалеров и докторов». В парламенте, ораторствовал он, слишком много людей с высшим образованием: кто не подчиняется безусловно Гитлеру, пусть отправляется туда, откуда пришел. При этом он угрожающе потрясал своей тростью. Штрейхер тщетно пытался утихомирить его; Эссер не унимался, он требовал, чтобы депутаты «фелькише» только тем и занимались, что хлопали бы крышками своих пюпитров и свистели бы во всю мочь. А между тем «фелькише» заявляли в ландтаге, что желают вести деловую работу!
Эссер нашел союзников в лице Штрейхера и несколько позднее в лице писателя д-ра Артура Динтера, примкнувшего к националистам в Тюрингии. В начале июля Эссер нанес главный удар: он завоевал основанное Розенбергом Великогерманское народное сотрудничество и был выбран главой его. Розенберг принадлежал к числу немногих, оставшихся верными Гитлеру, но с Эссером он был на ножах и дал ему публично такую характеристику, что дружба с Эссером должна была бросать тень и на Гитлера, сильно компрометируя его. Эссер провозгласил своим принципом: «Пусть суд выносит нам приговоры за оскорбление, мы к этому совершенно равнодушны, даже если бы мы случайно задели невиновного. Плох тот полководец, который после отбитой атаки бросает оружие». Розенберг и Штрассер, как они ни недолюбливали друг друга, с одинаковым возмущением относились к таким «полководцам».
Новая частная армия Рема
Тем временем Людендорф завершил свое дело. 16 и 17 августа в Веймаре состоялась большая конференция лидеров «национал-социалистической партии свободы». Напрасно Гитлер телеграфировал Штрассеру и требовал, чтобы он порвал с «фелькише»; напрасно Розенберг, Эссер и Штрайхер приставали к нему. Он оставался в лагере Людендорфа в роли лидера имперского масштаба. Возможно, что на сторону генерала толкнуло его также то наплевательское отношение, которое национал-социалисты открыто проявляли по адресу Людендорфа. На особо созванной конференции старой национал-социалистической партии они вели себя так, что рассерженный Людендорф в виде протеста оставил зал.
Впрочем, генерал сам давал поводы к нападкам. За что бы он ни брался, все не удавалось ему и причиняло неприятности. Ко многим его старым ошибкам прибавилась теперь новая, а именно военная организация, которую он намеревался создать с помощью Рема, так называемый «Фронтбанн».
Рем имел полномочия от Гитлера и Геринга продолжать организацию штурмовых отрядов. Но когда он сообщил Гитлеру в крепости план Людендорфа, Гитлер встревожился; он опасался, что посредством «Фронтбанна» у него будет окончательно отнято руководство движением. Кроме того, новая организация могла дать предлог прокуратуре задержать его освобождение. С другой стороны, однако, он не желал оставаться совершенно в стороне от того или иного нового политического начинания. Поэтому он не сказал ни да, ни нет. Рем, задумав какое-нибудь военное предприятие, редко позволял урезонить себя политическими соображениями: он-то, во всяком случае, ретиво принялся за работу. После ухода из рейхсвера капитан Рем остался без настоящего дела; теперь он с величайшим педантизмом стал сочинять для новой организации подробный устав и одновременно собирал из старых военных союзов новое войско, которое могло бы соперничать со «Стальным шлемом».
К сожалению, он был мало знаком с уголовным уложением. Он сочинил формулу, по которой новое войско должно было принести присягу генералу Людендорфу и назначенным им начальникам в верности и повиновении «до гробовой доски».
