По существу дела, разногласия в вопросе о роли штурмовых отрядов вытекали из неудовлетворительных взаимоотношений между партией и рейхсвером. Со времени путча 9 ноября 1923 г. обе стороны официально «не знали» друг друга, хотя Гитлер в своем заключительном слове на процессе о государственной измене выразил желание, чтобы ему пришлось снова когда-нибудь бороться вместе с рейхсвером под одним и тем же знаменем. Министерство рейхсвера считалось главной опорой ноябрьской республики; в сущности, оно представляло в глазах национал-социалистов еще большую опасность, чем прусская позиция противника. В этом отношении боевая позиция партии была отлична от позиции «Стального шлема», который в первую очередь стремился к завоеванию Пруссии, одобрял лояльное отношение рейхсвера к конституции, сам был сторонником политической реформы и отказался от мысли о перевороте. Желая включиться в государственную машину, «Стальной шлем», разумеется, не мог быть в претензии на рейхсвер, уже включившийся в нее; «Стальной шлем» потому и отказался от революционной тактики, что желал усиления военной мощи государства. Напротив, национал-социалисты не видели пока возможности заключить мир с этим руководством рейхсвера. Отношения снова обострились, в частности в результате процессов о тайных политических убийствах (Так называемых фемеморд: феме – средневековое тайное судилище, морд – убийство. – Прим, перев.). Министерство рейхсвера отказалось признавать этих убийц солдатами и таким образом проводило различие между собой и черным рейхсвером или, по крайней мере, его методами. Национал-социалисты были особенно задеты процессом в Штетине о так называемом розенфельдском убийстве. Главным обвиняемым на этом процессе был Гейнес; он был приговорен (в мае 1928 г.) за убийство к пяти годам тюремного заключения, но в начале 1930 г. был освобожден по амнистии. Гитлер снова с почетом принял его в партию, хотя в 1927 г. исключил его за бунт; он провел его в рейхстаг и даже поставил впоследствии во главе штурмовых отрядов в Силезии. А министерство рейхсвера открыто объявило опалу национал-социалистической партии, «так как эта партия поставила себе целью насильственное свержение существующего в германской империи государственного порядка».
«На виселицу Шлейхера!»
Гитлер решил теперь взять быка за рога. В 1930 г. он повел систематическую борьбу за рейхсвер. Штурмовики – возможно, что Гитлер и не вполне одобрял это, – связывались со своими старыми товарищами, поступившими в рейхсвер, и через них распространяли среди солдат рейхсвера газеты и листовки. Сам Гитлер взывает в одной своей речи к министерству рейхсвера в следующих выражениях: «Господа генералы! – говорил он (в марте 1929 г.). – С войском в сто тысяч человек, конечно, нельзя вести внешнюю войну, но можно ввести новый порядок в стране. От армии в значительной мере зависит, какое направление победит в Германии: марксизм или мы? Если победит левое направление, то вы можете навсегда надеть шапку якобинца и из офицеров стать полицейскими вахмистрами!» Гитлер заклинает генералов возобновить добрые отношения с национал-социалистической партией. Но в тот же день Штрассер произнес в рейхстаге страстную речь, в которой присоединялся к предложению коммунистов выразить недоверие министру рейхсвера Тренеру; он закончил эту речь словами: «Нам до черта надоели эти генералы от канцелярии, все эти Шлейхеры, Штюльпнагели и т. п., которые представляют на Бендлерштрассе (в министерстве рейхсвера) господствующую ныне систему и которых уже полностью раскусили также в кругах революционных националистов…Грядущий трибунал, за который мы боремся, в свое время вынесет свой приговор всем этим изменникам, разлагающим волю народа к обороне, и приговор этот будет: “На виселицу их!”»
Эти дикие лозунги, провозглашавшиеся под прикрытием парламентской неприкосновенности, никого не испугали, кроме Гитлера. Тех же генералов, которых Штрассер обещал повесить, Гитлер хотел убедить добром: ведь он сам пришел к убеждению, что победа национал-социализма зависит от доброй воли генералов. Гитлер протягивал – пока-что только в воздухе – тонкую, совсем тонкую нить; быть может, когда-нибудь из нее образуется сеть вроде той, которая некогда связывала его с рейхсвером? Он чуть не задохся в этой сети, но что поделаешь – без рейхсвера нельзя построить Третий рейх.
Партия стояла перед обломками своих гигантских планов. Правда, оставшись в одиночестве, она сумела усилить свою чисто партийную организацию и уберечь ее от притока нежелательных для себя элементов. Но не казалась ли она после выборов 1928 г. осужденной на безнадежно комическую роль прежней партии антисемитов на пороге этого столетия? Противники ее определенно считали, что это так. Однако эти противники видели только неуспехи у Гитлера, но не замечали медленного, но верного развала в недрах республики, которая, казалось, была на вершине могущества.
Глава 11. Развал республики
За выборами 1928 г. последовали длинные и смехотворные переговоры о коалиции между большими парламентскими партиями; эта коалиция должна была обеспечить победившей на выборах социал-демократии руководящую роль в имперском правительстве, а за лидером побежденной на выборах народной партии – Штреземаном – сохранить руководство внешней политикой Германии. Если судить по игре цифр, которую в то время называли парламентаризмом, единственно возможным казалось тогда правительство большой коалиции, т. е. сотрудничество трех партий, враждебных друг другу по своему мировоззрению. Только у такого «оригинала», как Штрассер, могла появиться мысль, что победоносная социал-демократия с ее 153 депутатами, самая сильная партия в стране, должна теперь доказать перед нацией свою государственность, образовав кабинет, опирающийся на меньшинство рейхстага.
Кабинет Германа Мюллера с самого начала натолкнулся на недоверчивое отношение партии центра, которая находила недостаточной внешнюю политику Штреземана. Новые вожди партии центра Каас и Брюнинг чуяли предстоящую перемену. Социал-демократии, лишь недавно одержавшей на выборах крупную победу, пришлось изведать почти одни лишь неприятные стороны участия в правительстве. В первую очередь надо назвать следующий «несчастный случай», оказавшийся весьма роковым для нее: сохраняя преемственность, т. е. продолжая политику прежнего правительства, она должна была согласиться на постройку нового военного корабля. Социал-демократическое правительство должно было включить в смету рейхсвера расходы на постройку броненосца А, хотя оно само на выборах вело сильную кампанию против роста вооружений. Именно при социал-демократическом правительстве Мюллера империя натолкнулась на бюджетные трудности – это тоже произвело плохое впечатление. А между тем в этих затруднениях виновата была не социал-демократия, а виновато было прежнее правительство, которое повысило оклады государственных служащих и взвалило, таким образом, дополнительное бремя на имперский бюджет. Все это было бы еще с полбеды, если бы как раз тогда не сказались уже грозные признаки приближающегося перелома конъюнктуры. Вслед за падением биржевых курсов в 1927 г. и ростом безработицы дают себя тяжело чувствовать платежи по иностранным долгам, еще недавно оказавшим столь плодотворное действие на хозяйство; в особенно затруднительном финансовом положении оказались муниципалитеты. В довершение всего стал уменьшаться приток иностранных кредитов и оказался невозможным трансфер платежей по плану Дауэса. В августе 1929 г. афера «Фаваг» открыла собой ряд крупных крахов.
