Я только головой качаю. Это какой же эпичности гендеросрач к такому должен был привести?..
— Выходит, — говорю я, — такой же половой системы, как у землян, ни у кого нет?
— Ну почему же. Насколько я познакомилась с земными культурами и физиологией землян…
— Очень хорошо познакомились.
— Спасибо, — даже в полутьме служебного тоннеля видно, как порозовели ее щеки от удовольствия. — В общем, практически идентичная человеческой система полов, гендеров и социальных ролей сложилась у три-четырнадцать.
Мне приходит в голову, что, несмотря на схожесть, всерьез рассматривать кого-то из оперенных девиц в качестве половых партнеров точно не стоит — а то останешься не только без штанов и кредитной карты, но и без… гм, вы поняли.
Да и вообще, под романтическим углом я готов рассматривать только…
На этом месте я себя обрываю — потом. Не на работе. И тем более не в метре от предмета моих размышлений.
— Капитан, — вдруг говорит Миа, — а почему для вас это все стало такой новостью? Это ведь все очень важные вопросы, наверное, самые важные, которые стоит учитывать, общаясь с другой расой.
Я хочу отшутиться, что, конечно, будучи женщиной, она так думает… и закрываю рот, ничего не сказав. Она не женщина, она талесианка, все-таки нужно об этом помнить.
Но, собственно, вот и ответ, почему: по устоявшейся земной привычке я как-то сразу решил, что вопросы секса и отношений — это не «мужская» тема и вникать в нее особенно сильно не стоит. Ну просто потому что не по-мужски это, разбираться во всяких «извращениях». Даже научная фантастика, которую я читал и смотрел, как-то убедила меня, что либо у инопланетян все с полами примерно как у нас, либо они такие чуждые, что это и принимать-то во внимание не стоит. Хотя читал ведь, читал всякое разное — и у Азимова, и у Ле Гуин, и еще у кого-то. Но как-то… воспринимал как забавную игру чужого воображения, что ли? Мол, если уж встретимся с инопланетянами по-настоящему, то эта херня точно никакого значения иметь не будет, важным будет другое: обмен технологиями, взгляды на развитие цивилизации и всякое такое.
М-да. Все же иногда я делаю глупейшие ошибки, стоит об этом помнить и брать каждый раз поправку на собственную глупость (ну или, скажем так, привычку судить обо всем с земной колокольни) при оценке ситуации.
Об остальных расах Миа рассказать — точнее, обобщить уже мне известное — не успевает: мы как раз приходим на место.
* * *
Сигнал от чипа Белкина приводит нас в хаб внутри хаба, узел внутри узла: место средоточия коммуникаций нашей станции. Ну ладно, одно из мест средоточия. Довольно большое техническое помещение, имеющее такую форму, как будто вы залезли внутрь колеса.
В центре комнаты — несколько полупрозрачных столбов, пульсирующих разноцветным светом. Один столб розовый, другой — бирюзовый, еще два бледно-желтых. Словно какие-то гигантские винтажные лампы эпохи хиппи.
По стенам — множество циферблатов, тумблеров и рычагов, вперемешку с сенсорными панелями. Все это, включая столбы — системы непосредственного контроля разными системами станции.
Да-да, такая же сборная солянка, как в остальных сферах. Иначе Нор-Е и его команда в половину не были бы так загружены.
Техников тут, кстати ни одного нет, никто за приборами не следит: точка резервная, одна из многих. Возможно, выбор омикра пал на нее почти случайно, а может быть, причина в том, что она ближайшая к модулю преи — как и в игре, там они устроили огромную оранжерею. Возможно, омикра и здесь ее подграбливают, хотя ни про какой скандал с орехами я не слышал.
Присутствие омикра видно всего по одному, зато безошибочному признаку: под потолком растянулась живая сеть зеленого полога из плотно ппереплетенных лиан. Да какая «сеть»! Это в коридорах лианы можно счесть сетью, хотя даже там они скорее напоминают крону густого леса. Здесь это дополнительный подвесной потолок, примерно в метре над нашими головами. Поскольку в помещении нет сквозняка, листья не шевелятся и кажутся искусственными.
Полог не прилегает к столбам в центральной части зала вплотную, между ним и листьями зазор. Миа подходит к столбам, задирает голову.
— По-моему, здесь можно забраться. Если подпрыгнуть и подтянуться.
— Я так высоко не подпрыгну, — предупреждаю я.
О том, что я не уверен, смогу ли подтянуться даже один раз — не делал этого упражнения со школьных уроков физры, да и там больше позорно трепыхался на турнике — я умалчиваю.
— Ничего, — говорит Миа, — я вас подтяну.
— Вы уверены, что это вежливо — врываться вот так к омикра?
— Да, — отвечает она, — в таких местах с ними обычно и разговаривают. Главное, не пытаться отыскать их ухоронки с молодняком, такое они однозначно воспринимают как агрессию.
— А этот… зеленый полог нас выдержит?
— Конечно. Это старая сидка, ей несколько месяцев. Она даже зверя учтаперя выдержит.
Кажется, она уже поминала зверя учтаперя, но в другом контексте.
— Ну ладно, — говорю, — если вы уверены…
Вместо ответа Миа снова задирает голову, глядя на переплетение ветвей. Я отмечаю, какая у нее красивая шея — изящная и длинная, в этой позе особенно заметно. Затем она кивает чему-то, словно принимает решение, делает несколько шагов назад. Потом вообще отступает почти к противоположной стене — ну, насколько стены в круглом помещении можно считать противоположными.
Затем она разбегается — всего тремя или четырьмя огромными скачками — подпрыгивае и цепляется за край одеревеневшей лианы, который я, признаться, только заметил. А потом также легко и изящно, одним слитным движением, втягивает себя наверх.
Еще секунда — и ее голова с плечами и призывно протянутой рукой возникает в узком проеме.
— Капитан, — говорит Миа, — Белкин тут, на вид в порядке. Если хотите, я просто его возьму и спущусь, омикра не будут возражать.
На миг испытываю изрядный соблазн поддаться на уговоры: очень не хочется выглядеть беспомощным студнем, когда она в самом деле попытается подтянуть меня наверх. Но нет. Если я прав, то задуманное без помощи омикра не осуществить. А раз так, то мне придется рано или поздно обратиться к ним за помощью. Так чего откладывать?
К тому же, если я действительно нравлюсь Миа, то причина в чем угодно, только не в моей физической силе.
— Нет, — говорю я. — Мне нужно с ними поговорить.
Разбегаюсь и подпрыгиваю. К счастью, хотя бы первый этап мне удается, и я вцепляюсь в протянутую руку Миа.
Тут же у меня в голове мелькают две взаимоисключающие мысли. Первая: «Что я наделал, я же тяжелее, мы же сейчас оба упадем!» И вторая: «Подтянись даже ценой жизни!»
Обе оказываются абсолютно излишними. Потому что Миа и не думает падать, ее рука по ощущению такая твердая и надежная, как, может быть, только руки родителей в том самом раннем детстве, когда можно повиснуть на них и задрать ноги. Во-вторых, она быстро втягивает меня в люк, и я падаю на упругое переплетение одеревеневших лоз.
