— Для начала расскажу, чье покушение ты предотвратила, — продолжает Миа, ласково сжимая пальцы Бриа. Здесь проявления нежности у наших рас совпадают, отрадно видеть. — Это были фанаты Виоланны, представляешь?
Рот Бриа кривится.
— Это тот, кто привлек к себе внимание, — говорит она. — А на самом деле?
Не один я такой умник, видать. Бриа вон тоже сразу догадалась. С другой стороны, у нее и опыта в таких делах явно больше.
— А на самом деле нужно помочь Вергаасу выяснить. Составим список…
— Никакой работы! — обрывает их Аллероп. — Давайте сериал обсуждайте, или там о сексуальных партнерах сплетничайте — но ничего более интеллектуального нельзя!
Обе талесианки синхронно смеются, и выглядят сейчас очень похоже. Даром, что одна ничем не отличается от землянки, а другая напоминает персонажа фильма ужасов.
— Ладно, — говорит Миа. — В самом деле, отдыхай. В твоем мозгу сейчас копаются, это не шутки.
— Был бы там мозг, я бы сейчас здесь не валялась, — Бриа пожимает ее пальцы, и они синхронно разнимают руки.
— Я хотел сказать вам… — начинаю я.
— Ладно вам, капитан, — перебивает Бриа. — Если что, я не успела подумать и бросилась на защиту вовсе не вас лично. Просто поступила так, как велит инстинкт: видишь опасность для другого человека — защищай. Как будто у вас не так.
— Точно так же, — говорю я, стараясь тоном голоса выразить всю мешанину разрывающих меня чувств: благодарность, пожелание скорейшего выздоровления, полное понимание.
Моя благодарность касается не только того, что она «прикрыла меня собой» (на самом деле нет, она меня просто отпихнула, ну и нечаянно сама оказалась на траектории пули). Теплое чувство вспыхивает при ее словах, что, мол, разве у нас не так?
У нас, конечно, бывает по-разному, как, я уверен, и на планете Талес. Просто этот случай показал мне, что разница между нами не так велика, как я боялся. И я вполне могу дать волю своему влечению к Миа, не задумываясь на сто шагов вперед — мол, как мы будем жить вместе, если она не захочет готовить мне борщ и не сможет родить детей. Как-как… как в других семьях, где жены не готовят борщ и не рожают по каким-то причинам! Живут же — и, должно быть, счастливо, иначе расстались бы. Без борща и детей-то.
Все эти соображения кажутся мне теперь мелкими и какими-то даже мещанскими, будто это думал не Андрей Старостин, капитан межзвездной станции, а всего лишь сын своих родителей Андрюха, выпускник заштатного колледжа (на самом деле всего лишь техникума). Настоящее на самом деле в другом: пожатие рук, срывающаяся нежность в голосе, беспокойство за ближнего своего и самопожертвование. Вот что нас объединяет.
А ребенка, думаю я, на крайняк можно и усыновить. Можно даже инопланетного. Ничего в этом нет такого — забочусь же я о Белкине и считаю его своей семьей!
Хотелось бы, конечно, продолжить свою генетическую линию, но и воспитание немалого стоит. Тем более, у некоторых инопланетян сроки взросления отличаются. Можно взять соноранца — и за двенадцать лет полностью его вырастить и вывести в свободное плавание. А можно наоборот, преи, которого нужно «поднимать» тридцать-сорок лет. Не представляю, какой в этом кайф, но, может, пойму еще. Некоторым людям это настолько в кайф, что они всю жизнь рожают и заводят большие семьи — значит, есть в этом что-то?
Да и в любом случае, думать о таком рано. Я пока даже не знаю, что у нас с Миа получится. И хочет ли она детей. У талесианок совсем другие понятия: своих детей они рожают «после смерти», сразу штук по сто-двести, и выпадает такая доля не каждой. Зато почти любая талесианка (за исключением преступниц и тех, у кого особенно опасная профессия) может взять на воспитание девочку или двух из своего клана — или из чужого, если очень припечет, а в своем нет детей подходящего возраста. Совсем мелких-то у них выращивают в яслях, и о них заботятся профессионалы, которые себя только этому и посвящают.
Такого, чтобы вырастить ребенка от начала и до конца, у них нет. Да и девочек «срывают» с материнского дерева уже не младенцами, а, по нашему пониманию, примерно годовалыми. То есть ходить они могут через пару часов после отделения от ветки, а говорить начинают в течение пары месяцев.
Весь этот сумбур пролетает у меня в голове очень быстро, буквально за несколько секунд, и не такими ясными и логичными рассуждениями, а сложным клубком обрывочных мыслей, эмоций и смутных надежд непонятно на что.
Впрочем, я быстро понимаю, на что. Едва мы выходим из бывшего склада, давшего приют тому, что должно рано или поздно стать Академией межзвездной медицины, Миа смотрит на меня — глаза в глаза — и говорит:
— Андрей, пойдем к тебе. Не хочу сейчас оставаться одна.
Первый раз она назвала меня по имени и на «ты».
Почему-то я сразу осознаю, что это значит.
* * *
У меня в каюте тихо, спокойно и как-то буднично.
После всех происшествий сегодняшнего дня это — как будто в жаркий день нырнуть в прохладную воду. Оказывается, краем сознания я все время ожидал, что теперь у меня в комнате воцарился бардак, открылся портал в параллельную вселенную или просто украли всю мебель, оставив один гамак.
Белкин сходу кидается меня встречать: я попросил Вергааса отнести его сюда, пока мы с Миа ходили навещать раненую — уж кого-кого, а кота не хотелось лишний раз подвергать опасности. Ясно, что он выполнил просьбу.
Глажу котика, проверяю миску — полна-полнехонька, похоже, Вергаас насыпал ему корма. Или кто-то из его людей.
Белкин не выглядит расстроенным: встретив меня и отметившись таким образом, он возвращается в свой любимый карман — заниматься своей главной кошачьей обязанностью. То бишь спать, одновременно создавая вокруг себя уютную и умиротворенную атмосферу. Не его вина, что после событий сегодняшнего дня мы не чувствовали особого умиротворения.
— Будешь что-нибудь пить? — спрашиваю я Миа, когда мы входим. — Воду с сахаром?
— У тебя должна быть наливка саалгаш, которую производят преи, — говорит она, не приняв мой шутливый тон.
Моя спутница выглядит серьезной, даже расстроенной чем-то. Это слегка сбивает с толку: она же вроде бы только что недвумысленно намекала мне на…
Или это снова разница культурных кодов, и ее «я не хочу быть одна» означает действительно только это? Ранение близкой подруги — по нашим меркам скорее сестры: у талесианок дружеские узы ценятся куда больше, поскольку родственные весьма эфемерны — настолько выбило ее из колеи, что она теперь не хочет думать о нехорошем?
Ну что ж, решаю я, даже на Земле последнее время принято, что в неясных ситуациях первый шаг должен оставаться за дамой. А уж с инопланетянами и вовсе всякую двусмысленность следует трактовать в наиболее безопасную сторону.
Да и… если уж на то пошло, хотя кровь у меня кипит, и бросает то в жар, то в холод, просто побыть с Миа наедине — куда лучше, чем остаться только со спящим Белкиным.