Машины Алана у дома опять не было.
— Опять уехал, — расстроилась я. Но, может, это и к лучшему.
Солнце пряталось где-то за низкой пеленой облаков. И то, что день был пасмурным тоже было хорошо. Можно прогуляться, не рискуя обгореть.
А прогуляться я хотела не только, чтобы проветрить голову. Я хотела поговорить с Кристиной, раз уж Ярик сказал, что она там работает. Поговорить о самом Ярике, о Владе, о Кире, о чёртовом Алане Арье, раз уж она была так близка с его женой, что всё о них знала. А ещё я хотела попросить прощения у Киры. Ведь она погибла где-то недалеко от «Пит-Стопа» и это место наверняка как-то отметили.
Вчера Алан сказал, что видел меня в салоне элитного белья десятого июля, в день гибели его жены. И я вспомнила что делала в тот день. Вспомнила бутик — я была в нём единственный раз — и куда доставляла заказ. Вспомнила, что торопилась — в тот день было очень много работы. И вспомнила, что папа ждал меня вечером, жарил картошку с грибами, но не лёг как обычно спать после выпуска местных новостей — у него был очень сложный объект в Андреевке. Он ждал, что его могут вызвать. И его вызвали.
Он уехал около одиннадцати вечера. В сраную Андреевку, что была дальше за той вонючей заправкой, где я попала в передрягу. А значит, он точно проезжал мимо «Пит-Стопа». И не удивительно, что у Алана Арье была фотография его машины.
Я должна была его увидеть. Это место. Место гибели Киры.
Преодолев небольшой подъём, я оказалась на трассе и уверенно повернула направо, как и прошлый раз, когда выезжала с этой дороги с горящей лампочкой бензобака. Мимо проносились машины: гружёные фуры, быстрые легковушки, дорогие джипы, рычащие грузовики. Но днём всё выглядело совсем не так как ночью.
Я думала, что идти придётся далеко. Но они оказались рядом: бетонный блок, в который я чуть не врезалась, уходя от погони, просёлочная дорога к скотобойне — если оглянуться назад; простой деревянный крест с выцветшим венком — если смотреть вперёд.
Мне казалось, что я не смогу видеть эту просёлочную дорогу: будет слишком тяжело. Но, черт побери, после того как я плюнула в лицо Ярику и выоралась, мне вроде как полегчало. Я даже переживала какие планы на него у Алана, ведь Ярик хотел мне помочь. Куда тяжелее оказалось стоять у небольшого огороженного холмика земли, где отцветали хилые и забитые дождём анютины глазки.
Очень, очень тяжело.
— Прости, — я опустилась на корточки, задумчиво поправила поникшие «мордашки» цветов и положила руку на липкое дерево креста. В голове крутилось столько всего, о чём я хотела бы сказать Кире, но я решила обойтись самым главным. — Прости, что я люблю его…
Нет, оно не вырвалось само, моё признание. Не прозвучало под влиянием момента. Но оно проросло, попросилось откуда-то из глубины души и сейчас стало так очевидно.
— Люблю, — кивнула я, не отказываясь от своих слов. Я не понимала, зачем, как, когда Его Неприступное Сиятельство успел забраться так далеко в сердце. Казалось, вот я только что обижалась на него, спорила, ненавидела. Но то, как толкнулось сердце в ответ на это «люблю», словно всё и расставило по своим местам. — Он… — я зажала рот рукой. В нос ударил тяжёлый смолистый запах скипидара, которым был пропитан столб, но я вдохнула его полной грудью. — … потрясающий. Умный, смелый, надёжный, сильный. Настоящий. Я не знаю, как вы жили, Кира. Правда ли то, что про него болтают. Не знаю почему он не хотел детей. Но он так любил тебя. Почему же ты ушла в тот день? Зачем шагнула навстречу своей смерти? За что ты заставила его так страдать?
Обдавая порывами ветра и выхлопными газами, мимо проносились машины, но я их не замечала. Я перебирала в голове всё, что узнала за эти дни, и теперь не меньше, чем Алан, хотела знать, что произошло на этой обочине в ночь с десятого на одиннадцатое июля два года назад.
Больше, чем Алан.
Мне нужны были ответы на мои вопросы. Жаль, что Кира на них ответить не могла.
Я осмотрелась вокруг себя и у самых ног подняла палочку, чтобы немного взрыхлить землю. Почему-то вспомнилось как каждое лето мы пололи цветы в школьном палисаднике во время практики. Там была такая же ужасная глинистая земля. Сухая палочка сломалась в руках, когда я попыталась воткнуть её поглубже. Опираясь рукой на землю, я потянулась за новой… и увидела его.
— Святая инквизиция! — очистила я от грязи осколок стекла. Маленький толстый осколок по центру которого красовалась аккуратная вмятинка, словно выдавленная в стекле подушечкой пальца.
Сама ли Кира шагнула под колёса или это был несчастный случай, папа её сбил или кто-то другой, одно я знала точно — Кира действительно погибла здесь. И в руках у неё была та самая бутылка.
Я встала, сжав в руке осколок, и повернула к «Пит-Стопу»: хоть посмотреть на ту Кристину, если поговорить не удастся.
По дороге убрала осколок в карман, достала телефон и набрала давно заблокированный номер.
— Какие люди! Привет, привет, малыш! — раздался в трубку радостный голос.
Я сделала вид, что не заметила его «малыш».
— Степан, скажи, пожалуйста, а кто сейчас ездит на папином Сурфе. Ты?
— Ну, я, — всё ещё улыбался Стёпа хотя в моём голосе не было ни грамма радости. — А что?
— А видеорегистратор у этой машины есть?
— Ну, есть. Ник, в чём дело? — заподозрил он неладное.
— Не знаю, помнишь ты или нет, но два года назад папа попал в аварию. Разбил фару, что-то там ещё.
— В тот день, когда у него случился первый приступ?
Я с облегчением выдохнула: неужели помнит?
— Да, да, да, — зачастила, разволновалась я. — Скажи, а запись того происшествия кто-нибудь видел? На видеорегистраторе же она наверняка была.
— Конечно, — заявил он так уверенно, что в этот момент я его даже чуть-чуть полюбила. — Даже я её видел.
— И что там?! Ты помнишь?!
Я затаила дыхание.
— Ш-ш-ш! Хр-хр-хрррр! И корвик под ногами, — заржал он. Как идиот. И только когда закончил паясничать, сказал: — Он упал, видеорегистратор. Липучка отклеилась от стекла, камера свалилась, твой отец, наверное, наклонился её поднять, у него закружилась голова и он вырубился.
Чёрт! Я остановилась. В отчаянии закрыла глаза.
— Но что было перед этим, видно?
— Немного. Он ехал в Андреевку. И впереди на встречной полосе видно то ли ограждение, то ли столб…
— …то ли бетонный блок, — добавила я тихо и перестала дышать.
На встречной полосе, чёрт!
— Вот в него он, похоже, и врезался.
По спине пополз холодок.
…или в женщину, что шла чуть дальше, но из-за темноты в обзор камеры не попала.
— А где сейчас эта запись?
— Понятия не имею. Наверно, где-то у твоего отца осталась. Или стёрлась.
