Демон держал ее крепко за плечи, глаза его горели страшным блеском, и его голос, внезапно холодный, страшный и чужой, резко резанул ее слух:
— Как ты посмела?
Он оттолкнул ее в ярости, не рассчитав силу, девушка отлетела на несколько метров и упала на асфальт. Ей было еще больно за ангела, еще бездна отчаяния не отпускала ее, но новая боль, физическая, от расцарапанных об асфальт ладоней вернула ей способность реагировать. Она поднялась, руки были в крови. Демон стоял на том же месте, сжав кулаки. На лице его была написана ярость и боль, на лице Насти тоже. Они стояли друг напротив друга, одинаково дрожа от возмущения. Настя первой набросилась на него, ударив по щеке окровавленной ладонью. Она словно била не демона, не ангела, а того, кто был причиной всей этой боли. Тьму, что заволокла его сердце. И именно это темное снова отбросило ее в сторону, как куклу. Она упала и ударилась о бордюр. Подняться не было сил. Слишком огромная боль все еще звенела отголоском в ее душе. Как жить с этой болью? Как дышать? Она закричала так громко, как только могла, пытаясь вытеснить из себя эту страшную многовековую скорбь и обиду. Ей казалось, она еще падает с небес, объятая пламенем. Больно, как же было больно! Ее тело не вынесет, оно сейчас рассыплется в прах от этой нечеловеческой боли.
— Настя! Настя! — Кто-то тормошил ее, обнимал, впивался ей в онемевшие губы… — Настя, отдай ее мне! Отдай ее мне! Слышишь? Настя!
Ее сознание погасло, погасла и боль. Ушло все, тишина и чернота, мягкие, как вата, обволокли ее. И на некоторое время мир исчез.
Граф Виттури нес ее на руках обмякшую, без сознания, нес и думал, что никто никогда даже не пытался заглянуть так глубоко в его душу. Он чувствовал по тому, что она едва дышала, что мучения и боль разрывают ее дух. Он пытался забрать их у нее, вернуть боль себе, но не смог, она потеряла связь с реальностью.
Кто и зачем связал его с этой смертной в такой узел? Зачем она лезет так глубоко, туда, куда даже он боится порой заглядывать? И что ему делать с этой вязью, как обратить ее на пользу?
Он чувствовал, как пульс Насти замедляется, и вызвал на подмогу Лику.
Одного взгляда ангела на Настю стало достаточно. Она подошла к нему и тихо сказала:
— Ты потерял контроль.
Демон кивнул. Боль Насти отдавалась в нем глухим эхом. Нет смысла объяснять ангелу то, что она не поймет.
— Слишком тесной стала связь. Ты должен уйти.
— Слишком поздно. — Он вздохнул, ему вдруг стало не хватать воздуха.
Какой-то писк, настырный и занудный, вдруг проник в темноту. Настя открыла глаза. Потолок над ней был заведомо казенным. Она огляделась, увидела аппаратуру с мигающими огоньками, капельницу, а потом вдруг сразу Диего, Итсаску, Сержа, Лику и Цезаря. Почему-то их заботливые лица очень растрогали ее. В носу мешались пластиковые трубки, она подняла руку и увидела, что на ней куча датчиков, а кисть забинтована.
— Крошка, ты как? — Диего поймал ее руку в воздухе.
— Что… случилось? — Настя почувствовала слабость, и ей остро захотелось плакать.
Цезарь подошел с противоположной стороны, взял ее за другую руку.
— Ну и напугала же ты нас, дочка.
И вот от его легкого пожатия Настя разрыдалась. Цезарь помог ей подняться и прижал к себе, сев на кушетку. Настя рыдала навзрыд. Ей казалось, что мир закончился, что больше ничего не было, ради чего стоило жить, но тепло этих людей вдруг вернуло ощущение надежды. Вот только страшная боль все еще пульсировала в ней.
— Что же ты наделала, глупышка? — Цезарь отогнал всех жестом подальше. — Зачем пыталась разделить боль с демоном? Ты чуть не умерла!
— Цезарь, я не знаю, как это получилось. — Настя всхлипывала, не в состоянии успокоиться. Перебинтованные кисти рук тряслись. — Между нами связь. Такая сильная, что ни он, ни я не можем ее разорвать. И мне он нужен. Где он?
— Ему нельзя быть рядом с тобой. Это опасно.
Настя заплакала еще горше. Цезарь нажал на кнопку вызова медсестры.
Вошла девушка в белом.
— Она слишком разнервничалась, похоже, мы ее лишь расстроили.
— Ничего, я дам ей успокоительное. — Медсестра взяла с подноса шприц.
— Нет, пожалуйста, мне нужен он. — Настя умоляюще смотрела на Цезаря. — Мне он нужен. Пожалуйста.
Но игла уже вошла ей под кожу, и спустя некоторое время стало трудно думать о чем-то. И Настя провалилась в очередной ватный сон.
Когда она очнулась, в комнате царил полумрак. Рядом с ней в кресле дремала Лика. Она вздрогнула, когда Настя пошевелилась, и проснулась.
— Лика… — Губы Насти пересохли. Лика как никто понимала ее и тут же поднесла ей стакан воды. Пока Настя пила, Лика торопливо шептала:
— Настя, говори шепотом, не повышай голос, иначе они опять вколют тебе успокоительное.
— Лика, мне нужно поговорить с графом Виттури. Ты сможешь с ним связаться?
— Настя, я не могу, Цезарь считает…
— Мне все равно, что считает Цезарь! Лика, я не смогу вылезти из этого без него.
Слезы лились, затекая в уши, подушка и волосы Насти совсем намокли. Но тут открылась дверь и вошел граф Виттури.
Лика встала.
— Граф, но…
— Лика, выйди. — Голос сухой и не терпящий возражений.
Ангел послушно прикрыла за собой дверь.
— Тихо, Настя, я пришел, чтобы помочь. Не бойся меня.
Он наклонился к ней низко, и она почувствовала, как боль, отчаяние, тоска покидают тело. Демон погладил ее по голове.
— Тебе станет лучше, не знаю, как ты подцепила эту мерзость во мне, ты не должна была проникнуть так глубоко. Что ты видела?
— Картины… много картин… — В его глазах мелькнуло удивление. — Там были сцены из Библии.
Хотя она не была уверена, что то были настоящие библейские сюжеты.
— Там был ангел… особенный ангел…
— Люцифер?
— Нет. — Настя была абсолютно уверена, что то был не Люцифер. — Ты.
Он усмехнулся.
— Я демон. Я не ангел. Я зло.
— Но ты спас меня, — возмутилась она.
— Потому что ты должна умереть при других обстоятельствах, — сухо ответил он. Затем поднялся и пошел к двери так спокойно, словно ему было все равно, что с ней будет. У выхода он остановился и обернулся:
— Надеюсь, это научит тебя не лезть к демону в душу. Потому что вместо души у демона одна только грязь, боль и мерзость. Радуйся, что не сошла с ума со всем этим грузом. Выжила только потому, что в тебе сила Матери. Если бы не она, ты бы сгорела от этой мерзости.
Ей хотелось бежать за ним, крепко обнять, распрямить его немного опущенные плечи и противоречить всем его тезисам и утверждениям.
