Ее длинные светлые волосы, причесанные и блестящие, спадали на плечи.
Мягкие голубые глаза лучились улыбкой. Ногти на ее длинных пальцах были покрыты блестящим лаком. Когда они целовались, испытывая сладкую близость друг к другу, Ним ощутил желание. Страсть, которая лишь дремала в нем, снова просыпалась. Он почувствовал облегчение, когда они покинули дом…
Через минуту или две после того, как вошла Джози и стала отсоединять инвалидное кресло от розетки, Карен сказала:
– Нимрод, ты весь в напряжении. Это видно.
– Кое-что случилось, – признался он. – Некоторые вещи ты читала. Но сейчас – только ты, я и музыка.
– И я, – сказала Джози, подходя к креслу спереди. Помощница-экономка сияла при виде Нима, он явно был одним из ее любимцев. – Но все, что я сделаю, это отвезу вас обоих. Если вы с Карен спуститесь через несколько минут, мистер Голдман, я отправлюсь вперед и доставлю “Хампердинка”.
Ним засмеялся:
– А, “Хампердинк”! Как поживает твой фургон?
– Пока прекрасно, но, – ее лицо омрачилось, – я беспокоюсь об отце.
– В каком смысле? Она покачала головой:
– Давай это оставим сейчас. Возможно, расскажу тебе позже.
Как обычно. Ним удивился ловкости, с которой Карен, используя только свою растягивающуюся трубку, вывела кресло из квартиры по коридору к лифту.
По дороге он спросил:
– На сколько времени хватит твоей батареи? Она улыбнулась:
– На сегодня я заряжена полностью. Так что, если пользоваться батареей для кресла и моего респиратора, вероятно, на четыре часа. После этого мне снова надо будет подключиться к старой доброй “ГСП энд Л”.
Его снова поразило, насколько тонкая нить связывала Карен с жизнью. И нить эта была электрической.
– Раз уж мы заговорили о “ГСП энд Л”. Как твои дела?
– О, у нас всегда богатый выбор дел. Они растут, как сорняки.
– Нет, серьезно. Я хочу знать.
– Ну, неожиданно нашей самой тревожной проблемой стала нефть, – сказал он. – Ты слышала, что сегодня провалились последние переговоры между ОПЕК и Соединенными Штатами?
– Это передавали по радио перед тем, как ты пришел. Страны – экспортеры нефти говорят, что не будут больше принимать бумажные деньги. Только золото.
– Они уже несколько раз грозились это сделать. – Ним вспомнил свой разговор с Эриком Хэмфри и судьей Йелом накануне Рождества. Тогда ситуация с нефтью была беспокойная. Теперь же, в марте, она стала просто критической.
Он добавил:
– На этот раз все похоже на правду.
– Насколько плохо все будет, если импортируемая нефть перестанет поступать?
– Намного хуже, чем можно представить себе. Больше половины нефти, которую использует Америка, импортируется. И восемьдесят пять процентов поступает из стран ОПЕК.
Вздохнув, он продолжил:
– Тем не менее даже сейчас нехватка нефти обсуждается главным образом применительно к машинам и бензину, а не к электричеству.
Ним снова задумался. Самая драматическая за все время конфронтация с нефтяными государствами ОПЕК, имеющая потенциал более разрушительный, чем арабское эмбарго 1973 – 1974 годов, произошла внезапно в последние сорок восемь часов. Все знали о такой возможности, но сравнительно мало кто воспринимал ее серьезно. Вечные оптимисты, включая и кое-кого из занимающих высокие посты, все еще надеялись, что удастся избежать окончательного “открытия всех карт”, что “так или иначе” сохранится “Ниагара” импортной нефти. Ним не разделял веры в это.
Ему пришла в голову мысль, касающаяся Карен. Прежде чем он смог ее выразить, они подошли к лифту, и двери открылись.
В лифте были только мальчик и девочка лет девяти-десяти с веселыми свежими лицами.
– Привет, Карен! – сказали они оба, когда кресло, а следом Ним оказались в лифте.
– Филипп, Уэнди, здравствуйте, – ответила Карен. – Идете куда-то?
Мальчик отрицательно покачал головой:
– Нет. Только вниз поиграть. – Он посмотрел на Нима. – Кто он?
– Мой приятель мистер Голдман. – Она повернула лицо к Ниму. – Это дети моих соседей и друзей.
Они поздоровались. Лифт в это время уже спустился.
– Карен, – спросил мальчик, – можно я возьму вас за руку?
– Конечно.
Он держал ее руку, нежно перебирая пальцами, затем спросил:
– Вы чувствуете?
– Да, Филипп, – сказала она ему. – У тебя ласковые руки. Казалось, ему это было интересно и приятно.
– Карен, вы хотите поменять местами ноги? – не желая, чтобы ее обошли, спросила девочка.
– Ну.., хорошо бы.
Аккуратно, вероятно, зная, как это надо делать, девочка подняла правую ногу Карен и положила ее на левую.
– Спасибо, Уэнди.
На нижнем этаже дети попрощались и убежали.
– Это было прекрасно, – сказал Ним.
– Я знаю, – Карен тепло улыбнулась. – Дети такие естественные. Они не боятся, не смущаются, как взрослые.
Когда я только переехала сюда, дети в доме задавали мне вопросы вроде: “Что с вами случилось?” или “Почему вы не можете ходить?”, а когда это слышали их родители, они говорили им: “Ш-ш!” Потребовалось время, но мне удалось дать им понять, что я не имею ничего против вопросов, наоборот, рада им. Но все равно еще есть взрослые, которые всегда чувствуют себя неуютно. При виде меня они смотрят в другую сторону.
На улице ждала Джози с фургоном, светло-зеленым “фордом”. Широко отодвигающаяся боковая дверь была уже открыта. Карен направила свое кресло к ней.
– Посмотри-ка, что сделал мистер Паулсен, чтобы я могла подняться в машину, – сказала она Ниму.
Тем временем Джози спустила из фургона два стальных желоба и прикрепила их к основанию дверного проема. Теперь между фургоном и землей был двойной трап, ширина которого совпадала с расстоянием между колесами кресла Карен.
Джози отступила внутрь фургона и подала крюк на стальном тросе. Трос был прикреплен к электрической лебедке. Она поднесла крюк к креслу, зацепила его за стальное кольцо, затем вернулась к лебедке, дотронулась до выключателя.
– Ну вот! – облегченно вздохнула Карен. Кресло мягко втягивалось по трапу. Уже внутри Джози повернула кресло, колеса точно скользнули в углубления на полу, где их удерживали зажимы.
Джози усмехнулась:
– Вы поедете впереди, мистер Голдман. Рядом с шофером.
Когда они выехали на улицу. Ним повернулся на своем переднем сиденье, чтобы разговаривать с Карен. Он вернулся к тому, о чем собирался сказать, когда они подошли к лифту.
