Кто-то из слушателей крикнул, и одна женщина шлепнулась на пол, потеряв сознание. Пинн посмотрел вниз и сообразил, что опять постучал по дробовику.
— О, хорошо. — Он перестал стучать и, вместо этого, поднял дробовик вверх. — Неуравновешенный спусковой крючок. Очень чувствительный. Лучше вам быть поосторожнее.
Одна из пробужденцев, прятавшаяся в дальнем конце комнаты, медленно встала на ноги и подняла руки вверх. С ее плеча свисала тканевая сумка.
— Я могу подойти? — спросила она.
Никто и никогда об этом Пинна не просил. Он сразу почувствовал себя более значительным человеком.
— Если хочешь, — ответил он.
Она вышла из-за скамей и пошла по проходу вдоль стены помещения. Когда она подошла поближе, Пинн смог разглядеть ее как следует. Молодая, примерно его возраста, земляничная блондинка, волосы спадают на уровень подбородка, большие честные глаза. Пинн решил, что, несмотря на отсутствие косметики и неприглядную сутану, она достаточно привлекательна. Как жаль, что на ее лбу чернела огромная татуировка в виде Шифра. Бездарная трата хорошего лица, вот как это выглядело.
Подойдя ближе она опустила руки и мягко спросила:
— Как тебя зовут, брат?
— Я тебе не брат, — ответил Пинн. Главным образом потому, что это превратило бы то, что он себе представил, в инцест.
Она все равно улыбнулась:
— Мы все братья и сестры во Всеобщей Душе. Каждый из нас соединен с каждой частью ее великого кода, и это чудесное соединение.
Пинн собирался сказать, чтобы она заткнулась, что он не хочет слушать всю эту религиозную чушь пробужденцев и не собирается становиться новообращенным. Но она была так мила, что из его рта вышли совсем другие слова:
— Неужели? Расскажи мне больше.
— Я покажу тебе, — сказала она и положила руку на свою полотняную сумку. — Я могу?
В знак согласия он махнул дулом винтовки. К ее чести, она вздрогнула почти незаметно.
Девушка шагнула на платформу и подошла к нему.
— Меня зовут Маринда, — сказала она.
— Аррис Пинн, — рассеянно сказал он. Ему было интересно посмотреть, что она сделает дальше.
Остальные спикеры наблюдали из-за скамей за тем, как Маринда вытащила маленькое и неглубокое деревянное блюдце, металлическую фляжку и длинную иголку. Она встала на колени и стала лить в блюдце из фляжки, пока та не наполнилось молоком.
— Блюдце с молоком? — растерянно спросил Пинн. — Неужели твой бог кот или что-то в этом роде?
— Глупышка, — снисходительно сказала Маринда. Она подняла блюдце, держа его пальцами одной руки снизу. В другой руке она держала иголку. — Всеобщая Душа не бог. Боги — принадлежности старой, примитивной религии; им поклонялись до того, как король Андрил продиктовал «Криптономикон». Всеобщая Душа — это ветер и вода, мелодия песни, полет бабочек и волнение земли. Всеобщая Душа — великая система взаимосвязей, бытие, образованное всеми процессами мира. Это планета, на которой мы живем, и мы — ее величайший триумф.
— Ага, значит не кот?
— Нет. И да, я имею в виду, что коты тоже часть Всеобщей Души, как птицы и…
— Значит твой бог — кот?
Легчайший намек на разочарование проскользнул в ее голосе:
— Не только кот.
— Тогда зачем блюдце с молоком?
Она глубоко вздохнула. У Пинна создалось отчетливое впечатление, что она молча считает до десяти. Закончив считать, она очаровательно улыбнулась и подняла иголку:
— Мне нужна капля твоей крови.
Пинн вздрогнул:
— Зачем?
— Мы узнаем волю Всеобщей Души благодаря знакам. То, что кажется случайным, на самом деле случайностью не является. Спикеры научились истолковывать эти знаки. Некоторые делают это, вычисляя ключевые числа твоей жизни. Некоторые раскидывают карты. А со мной Всеобщая Душа говорит через водоворот крови в молоке. Дай мне каплю своей крови, и я предскажу тебе будущее.
Пинн фыркнул:
— Ты собираешься рассказать мне мое будущее?
— Ты мне не веришь, — сказал она, привычно изгибая рот. — Так обычно и бывает. Поверишь.
Уверенность в ее голосе обеспокоила его:
— Ладно, послушай. Ты хорошенькая и все такое, и только поэтому я вообще тебя так долго слушал, но если ты думаешь, что я разрешу тебе уколоть меня этой…
— Спасибо, — сказала она.
Он в замешательстве уставился на нее:
— Спасибо за что?
— Ну, ты, вроде как, назвал меня хорошенькой.
— Ага, — он пожал плечами. — Но, все равно, я…
— Жаль, потому что кое-кто все еще ждет тебя.
Пинн разинул рот:
— Откуда ты знаешь об Эманде? — Он чувствовал себя почти виноватым: ему напомнили о его возлюбленной, а он только что представлял себе в разных позах женщину, стоявшую перед ним.
Маринда посмотрела на него большими честными глазами, предоставив ему самому делать выводы. Потом она подняла блюдце и иголку.
— Дай мне твой палец, — сказала она. — И не бойся.
— Я-то не боюсь, — насмешливо заявил он. Она выжидающе посмотрела на него. И только тут Пинн сообразил, что, сказав так, должен доказать свои слова.
— Хорошо, — буркнул он и посмотрел на комнату собраний. Внезапно он почувствовал себя стоящей на сцене невинной жертвой фокусника и махнул дробовиком:
— Даже не пытайтесь что-нибудь провернуть! Помните, что эта штука может сделать! Достаточно большую, чтобы через нее пролетел фрегат!
Удовлетворенный тем, что слушатели в ужасе забились в укрытия, он протянул палец Маринде. Он подставила деревянное блюдце и направила иглу на кончик пальца.
— Не дергайся, — сказала она и уколола его.
Пинна никогда не кололи иглой в кончик пальца. Боль оказалась неожиданно сильной. Он изо всех сил выкрикнул изощренное ругательство и едва удержался, чтобы не застрелить ее.
Не обращая на него внимания, Маринда отступила назад, уставившись на блюдце. В молоко точно вылилась не одна капля крови. Палец с энтузиазмом выплескивал еще и еще. Он сунул его в рот.
— Ты проколола мою чертову артерию! — заорал он, но она его не поняла, поскольку он одновременно сосал палец. Она подняла руку, и Пинн замолчал. Половина его была убеждена, что он умрет от этой смертельной раны, зато другая хотела знать, что она предскажет ему.
— Тебе предстоит путешествие, — сказала она, изучив блюдце. — Туда, где ты никогда не был. — Она нахмурилась. — Я вижу смерть.
— Смерть?
— Смерть.
— В хорошем смысле, или в том смысле, что это произойдет со мной?
