Снова накатывает объёмное ощущение предметов, образы их долгой памяти. Эмоции — много эмоций. Так странно улавливать оттиски воспоминаний о себе, своих тревог и сомнений. Любопытство Санаду натягивает все чувства, оно острое, как лезвие, пытающееся меня вскрыть.
Любопытство.
Желание понять.
Сомнения.
Упрямство.
Едва ощутимые прикосновения когтей к моему разуму.
Ослепительное изумление.
Санаду подскакивает, его кресло грохается на пол, он во все глаза смотрит на меня.
Я моментально возвращаюсь в нормальное состояние.
Тяжело дыша, Санаду продолжает смотреть на меня.
— Что? — от страха перехватывает дыхание. — Какие-то проблемы?
Санаду, пятясь, прижимает костяшку пальцев к губам. Ну и взгляд у него — словно насквозь просверливает. Он проходит из стороны в сторону.
— Валерия, — голос его звучит странно. — Как…
— Что?! — я вскакиваю.
Он продолжает ходить туда-сюда, не сводя с меня тёмного, странного взгляда. В котором и удивление, и надежда, и что-то дикое.
Резко наклонившись вперёд, Санаду упирается ладонями в стол.
— Да что такое?! — меня начинает трясти.
В распахнувшуюся дверь влетает Эзалон и встряхивает бумагами.
— Санаду, ты не подписал ведомости. — Он закрывает створку. — Какая безответственность.
— Какие ведомости? — Санаду упирает в него растерянный взгляд. — Я не сдавал никаких ведомостей…
Эзалон подскакивает к нему и взмахивает рукой. Санаду что-то говорит, но звука нет, только губы шевелятся. И ответ Эзалона так же не слышен, он швыряет бумаги на стол — и те приземляются бесшумно.
Санаду, указав на меня, внезапно начинает кричать. Но опять ничего не слышно. Эзалон помахивает руками, пытается что-то объяснить, но Санаду экспрессивно ругается.
От волнения прикусываю палец и бросаюсь к ним. Невидимая преграда не даёт подойти. Я могу только смотреть, как профессора орут друг на друга: Эзалон тоже явно перешёл на крик, искажающий его бледное лицо, почему-то сейчас кажущееся моложе.
И вопя друг на друга, профессора то и дело смотрят и указывают на меня. Из-за меня спорят.
Но в чём проблема? В чём?
Глава 27
Кажется, я целую вечность расхаживаю вдоль щита, хотя, наверное, всего минут пятнадцать-двадцать. Эзалон и Санаду больше не кричат, лишь перекидываются аргументами, продолжая коситься на меня.
Я вся извелась: вдруг проблема в том, что мне нельзя поставить ментальный щит? Что, если я какая-то ущербная? От волнения даже рябит перед глазами.
В конце концов, сажусь на стул и прикрываю глаза. Надо успокоиться, просто успокоиться. Если у меня проблемы с менталистикой, нужно больше тренироваться, а не тратить занятие на пустые переживания. Санаду прав — мои тревоги не помогут ничего исправить.
Конечно, достичь волшебного состояния растворения не удаётся, но с нервами кое-как справляюсь. И вздрагиваю от шороха: Эзалон сгребает так и не тронутые Санаду листы со стола, а тот смотрит на меня из-под полуприкрытых век и постукивает пальцем по губам.
— Что случилось? — мой голос сипит.
— Узнаешь, — Эзалон устало улыбается, — когда получишь щит правителей.
— Обязательно ждать так долго?
— Я бы не стал затягивать, — вставляет Санаду.
— Не тебе решать, — качает головой Эзалон и, подойдя ко мне, похлопывает по плечу. Наклоняется к уху, чтобы прошептать: — Валерия, ты замечательная девочка, просто занимайся усердно, и тогда мы сможем всё рассказать.
Когда за Эзалоном закрывается дверь, поднимаю взгляд на Санаду.
— Может, расскажете, в чём дело? И как-нибудь, — взмахиваю руками над головой, — защитите эту информацию?
Санаду странно улыбается:
— Тогда придётся изменить твоё сознание, а это… — Он потирает переносицу. — В общем, в этом случае я наёмный работник и не в своё дело лезть не должен.
— Но это ведь касается меня… неужели нельзя как-то намекнуть?
— Мм, — Санаду закатывает глаза. — Твоя ценность как боевого мага удвоится.
— Даже так? — у меня приподнимаются брови. — Всё интереснее и интереснее.
— С языка сняла, — кивает Санаду и потирает лоб.
— И это было поводом для криков?
Вздохнув, Санаду качает головой:
— Валерия, думаю, я не открою тайны, если скажу, что вокруг тебя сейчас крутятся большие интриги. Вероятнее всего по той причине, которую озвучить я пока не могу. Я согласился в этом участвовать на определённых условиях, и эти условия неоднократно нарушали. Более того, мне не сообщили информацию, которую при постановке щитов я должен знать. Пришлось всё выяснять самому, и всплыло… то что всплыло. Я не согласен с их драконовыми методами.
Повисает молчание. Откровенность Санаду… странна: он признаётся, что его, всего такого крутого архивампира, злостно обманули.
— Почему вы мне это рассказываете?
— Просто чтобы ты знала, чего можно ожидать от этих существ.
— Не думаю, что Арендар причинит мне вред.
— Не думаю, что он знает всё.
Снова внутри скапливается холод, а пустой желудок болезненно сжимается.
— Хотите сказать, его… обманывают?
— Не обязательно. Но могут не договаривать.
Несколько мгновений перевариваю его слова. Потом уточняю:
— Но вы ведь не за красивые глаза мне это говорите. В чём причина?
— Ну почему же, за глаза, — усмехается Санаду и устраивается в кресло. Указывает на меня. — За эти самые прекрасные глаза. А если это предупреждение поможет избежать неприятностей — будешь мне должна.
— Что?
— О, ну, Валерия, — Санаду посмеивается, — это мы решим позже. Если возникнет такая необходимость. А сейчас пора заниматься.
Он постукивает по песочным часикам.
* * *
Увы, после такого бурного перерыва, с морем вопросов в голове и нервным мельтешением мушек перед глазами нормально заниматься не получается, состояние рассредоточения не удерживается дольше двадцати минут.
Что удивительно, Санаду по этому поводу не шутит, просто смотрит на меня странно.
— До завтра, — прощаюсь я перед уходом, жутко недовольная собой: не заладились сегодня занятия.
И непонятно, что там с пушинками. Ещё и рука опять чешется. И чем дальше отхожу от кабинета Санаду, тем сильнее. Зуд пробирается уже до плеча. Да что такое-то?
Почёсываясь, отправляюсь на кафедру магических исследований в надежде услышать вердикт пушинкам. Потоки студентов засыпают меня приветствиями. Руку стараюсь скрести не слишком явно.
