А вот Видар демонстративно ковыряется в ухе:
– Голосистый…
Линарэну можно посочувствовать: чистой воды издевательство получается. И Элоранарра жалко: он так пронзительно смотрит на куб родового артефакта, что сердце разрывается.
Меня охватывает нелепая надежда: а что, если Риэль – его избранная, и артефакт это почувствует, спасёт Элоранарра? Ведь артефакт должен защищать Аранских, должен чувствовать, как Элоранарру плохо!
Оглядываю толпу, но Риэль нет.
– Нет! – Линарэн мотает головой. – Не хочу! Наука – моя избранная, моя судьба!
Столб с ним вгоняют в газон рядом с артефактом. Девушки тревожно переглядываются, на лицах некоторых читается страх. Кое-кто отступает.
Даже Изольда Фламир, окутанная красным светом родовой магии, неуверенно оглядывается на главу своего рода Шарона. Он подталкивает её ближе к артефакту, хотя они и так в первом ряду, как и представители ещё четырёх давших заряды родов, только их девушки ведут себя спокойнее.
– Не смей! – Линарэн судорожно дёргается в цепях, извивается, пытаясь отстраниться от тянущегося к нему золотого когтя императора. – У меня там реакция запущена! Мне нужно в лабораторию!
Император вспарывает кожу на его запястье. Линарэн извивается ещё активнее, так что императору приходится то и дело менять положение золотого кубка.
– Не дёргайся! – рычит император, но магия вокруг него не кипит, как бывает в моменты гнева.
– Мне надо в лабораторию! Немедленно!
Подняв кубок выше, император подходит к золотому артефакту.
– Сегодня, взяв вас в свидетели, я прошу родовой артефакт выбрать жену моему сыну.
– Пора. – Пушинка проскакивает между мной и Ареном, перемахивает через толпу.
Обхватив кубок ладонями, император выплёскивает кровь на золото. Пушинка подскакивает и проводит лапой по артефакту, тоже оставляя кровавый след. Алые струйки вылитой императором крови разбегаются по желобкам знаков, впитываются, зажигая узоры.
– Она напала на принца! – вскрикивает стоящая у постамента девушка.
Разворачиваюсь: рукав Арена разодран, из глубокой царапины сочится кровь.
– Это чудовище напало на принца, я видела! – не унимается девица.
Пушинка? Пушинка ранила Арена?
Медведеоборотни сквозь толпу бросаются к ней. Раздуваясь, Пушинка подскакивает к Фламирам и захватывает голову Шарона в пасть. Взвизгнув, Изольда бросается в сторону.
– Осторожно, она ядовитая! – восторженно предупреждает Линарэн и во все глаза смотрит на трясущего руками Шарона.
Нас окутывает золотая дымка родового артефакта, но сквозь неё вижу, как алое сияние из Изольды и Шарона перекачивается в Пушинку, и та растёт-растёт-растёт. Её мохнатая холка поднимается уже выше первого этажа, достигает второго. Хвост сметает несколько существ, истошно кричит мужчина.
Первыми в драконов обращаются родственники девушек, затем и они, и в парке становится тесно. Недраконы бросаются врассыпную.
Вырвавшийся из артефакта золотой луч ударяет в стену дворца. Второй бьёт поднявшегося Элоранарра в грудь, наполняя его сиянием. Он распахивает крылья. Арен подхватывает меня на руки и спрыгивает на вытоптанный газон. Нас тут же окружают мои гвардейцы. Видар тянет с постамента Ланабет, разбрасывающую вокруг щупы магии. Она крепко держится за его руку. Дедушку оттесняют перепуганные девушки.
Во вспышке света Элоранарр обращается чёрно-золотым драконом, сминает, сталкивает с постамента троны. Поднимается на задние лапы. Золотая чешуя с его брюха разрастается, окутывает всё тело.
– Они подменили кровь, – шепчет Арен. – Отбор прошёл он.
В ослепительном сиянии Элоранарр перерождается в золотого дракона, выжигая из своего источника магии заразу Бездны.
Слёзы наворачиваются то ли от света, то ли от радости за него.
– Окружайте её! – басят гвардейцы. – Тесните от правителей!
Драконы рычат. Сияющая алым Пушинка уже размером с них, от Шарона только ноги торчат. Линарэн – совершенно свободный от цепей – наблюдает за ней с приоткрытым ртом. Император тоже обращается драконом и оскаливается, как остальные.
Выплюнув Шарона Фламира, Пушинка всем громадным телом обрушивается на артефакт Аранских, роняя торчащие рядом кристаллы.
Алый свет перетекает из неё в куб, и тот вновь загорается. А Пушинка становится меньше-меньше-меньше.
– Она откачала мою магию! – вопит обслюнявленный мятый Шарон. – Эта тварь украла почти всю родовую магию!
Пушинка стремительно уменьшается до размера рыси. Воровато оглядывается на злых драконов и выставивших мечи гвардейцев.
– Охни-нахни! – в мёртвой тишине звучит ну очень громко. Пушинка ныряет между лап императора. – Охни-нахни! Охни-нахни!
Как нашкодивший котёнок между ножек стульев и столов, она петляет между лапами тянущихся к ней драконов. Мелькают золотые кисточки, вытаращенные глаза.
– Охни-нахни! – Пушинка бежит к нам с Ареном.
Рёв Элоранарра оглушает, барабанные перепонки звенят, зудят. Элоранарр снова рычит, взмывает в небо, кружит над площадкой.
Да что с ним?
Ослепительный свет артефакта накрывает нас с Ареном. Почему нас, мы же уже прошли отбор?
Меня охватывает чувство неестественной лёгкости… Растерянно смотрю на свои руки, будто отлитые из расплавленного золота. Странно и завораживающе красиво. Оборачиваюсь к Арену. Золотой свет вырывается из него, прошивает небо. Арена тянет вверх, он вмиг обращается драконом. Смерч закручивается вокруг него, разгорается пламя. Трещит и вздымается земля, сам дворец проминается. Вырываются из земли струи воды, но она не падает – уносится вверх. Все четыре стихии бушуют, и остальные драконы пятятся.
Грудная клетка Арена расширяется, мышцы увеличиваются, удлиняются когти. На хребте прорастают шипы, которых нет у Элоранарра и императора.
Мои кости будто плавятся. Задыхаюсь. Внутри всё горит и разрывается.
– Денея! У принца Арендара денея!
– Не может быть!
– Денея!
– Опять рекламную компанию менять! – бледный Тарлон, отступающий среди моих пятящихся гвардейцев, смотрит на меня вытаращенными глазами.
Да и они тоже. Драконы, люди, эльфы, оборотни, Пушинка смотрят на меня. Только Шарон Фламир, стирая с лица слюну, резко подходит к Изольде и хватает её за волосы, тащит прочь, злобно ругаясь, шипя:
– Ты не оправдала надежд.
Надо как-то это остановить, так нельзя.
Элоранарр обрушивается на крышу дворца. Оглядывается и как заревёт – пронзительно, жалобно, словно кого-то призывая…
В ушах звенит. Кости всё же оплавляются от невыносимого жара, я падаю на колени. Хочется свернуться калачиком и не шевелиться, но так же нельзя, не на глазах у огромной толпы существ!
