– Это из-за приворота! – выпаливаю я, помня предупреждение Арендара, что за такое его брата могут казнить.
– Да знаю я, – император качает головой. – Я был ослеплён Заран или как её там, но не настолько, чтобы пропустить такое. Просто промолчал, чтобы не пришлось наказывать Элора. И каким бы холодным ни был внешне, сыновей я люблю, а они чуть не убили друг друга в борьбе за тебя.
Если смотреть с этой стороны, то… не знаю, я бы тоже не радовалась общению с тем, из-за кого мои дети, пусть косвенно, но чуть не погибли.
– В любом случае, – император усмехается, – я не склонен к нежностям, даже если речь идёт о Видящей. К этому лучше привыкнуть, чтобы не было пустых обид.
– Привыкну, – обещаю я, ведь глупо дуться из-за недоразумений.
Протянувшаяся от императора золотая нить исчезает в склоне холма. Невольно подаюсь вперёд, заметивший это император прибавляет шаг. Над холмом поднимаются тонкие струйки дыма. Похоже, рядом поселение.
Оглядываюсь на встревоженного императора: может, ему стоило взять меч? А мне прихватить своё призывное оружие? Правда, пользоваться им не научилась… к счастью: ещё схватила бы его под действием суккуба и использовала против себя или своих.
– У вас есть оружие? – уточняю на всякий случай. – Магическое там?
– Магическое в такие миры лучше не брать, может разрушиться. У меня есть кинжалы, броня и когти. Но лучше обойтись без этого. И тебе пора слезать с симбиота: поездка на чём-то невидимом будет столь же вызывающей, как и сам зверь.
С Пушинки сползаю радостно: не умею я верхом кататься, неудобно. На вершину холма мы поднимаемся, когда та уже становится невидимой.
В долине расстилается городок с жёлтыми домами и красными черепичными крышами, из нескольких труб идёт дым. Правую сторону селения ограничивает река, левая плавно переходит в огороженное пастбище с мохнатыми горбатыми зверями.
Золотая нить императорской магии тянется вниз к улочкам, пёстрым от развешанного на верёвках белья, теряется среди спешащих женщин в ярких платках и длинных платьях, мужчин в широких штанах и куртках с бахромой.
Император жадно вглядывается в толпу, будто надеется разглядеть Ланабет. От волнения он мертвенно-бледен.
Следом за яркой картинкой приходят запахи: дыма, навоза, хлеба. Чем ближе подходим, тем очевиднее, что мир не слишком развит технически: ездят на повозках с горбатыми животными, стирают вручную, сидя прямо на порогах.
И да, выливают грязную воду в окна. Хорошо хоть не пищевые отходы. Но даже потоки воды нам опасны, как и люди на узких улицах: незаметно провести в толчее Пушинку невозможно.
Приходится ей взлететь. И каждый раз, когда она исчезает за развешенным между домами бельём, моё сердце ёкает. А золотая нить уходит внутрь города, сочится прямиком сквозь дома, и, выискивая её цель, мы плутаем по улочкам и закоулкам.
У императора ярче разгорается магический узор на щеке и шее, кулаки стиснуты, костяшки пальцев белые от напряжения. Он идёт, точно в трансе. Представить не могу, о чём думает… Как будет извиняться за то, что не нашёл Ланабет за столько лет?
Запрокинув голову, жадно высматриваю среди рубашек, юбок и полотенец полупрозрачный силуэт Пушинки. Её крылья шелестят, смутная тень скользит по жёлтым стенам домов. Надеюсь, этого никто не заметит.
Нарастает металлический грохот. Пахнет чем-то странным, резким.
Струйка золотой магии вздрагивает и расширяется, мощным потоком уходит в стену одного из домов. Ухватив императора за рукав, прибавляю шаг, заворачиваю в переулок между домами. Поток магии проворачивается, течёт сквозь угол дома. Мы выскакиваем на более широкую улицу. Дома на другой стороне прячутся за каменными оградами выше человеческого роста.
Звенит металл. В проёмах некоторых оград установлены прилавки со сверкающей чеканной посудой. Поток магии исчезает в каменной кладке. Может, проходит сквозь дом за ней дальше, а может…
– Туда, – не узнавая своего хриплого голоса, тяну императора к цели.
Он упирается, в золотых потухших глазах болезненно остро читается страх.
Наконец император делает шаг. Под звон молоточков мы ныряем в арку. Пушинка приземляется на верхушку ограды.
Под навесом дома оборудована мастерская для чеканки посуды, но мастера нет. Золотой поток тянется в деревянную пристройку. Там блеют козы и… кто-то напевает. Женщина.
У императора дрожат губы.
Дверь пристройки распахивается. Держа пустую корзину перед собой, на свет выступает статная женщина с повязкой на глазах. Золотой туман магии окутывает её, ластится. Волосы завязаны в подобие пёстрого тюрбана, цветастая юбка заткнута за пояс, обнажая щиколотки и часть бедра.
Она молода, эта женщина. Кончик носа, губы, оттенок кожи… так напоминают Арендара.
Вокруг стучат молоточки, блеют в загоне звери, но слепая женщина настораживается, поводит головой, прислушиваясь.
– Лана, – едва слышно выдыхает император.
Упавшая корзина катится по вытоптанной земле. Шагая вперёд, Ланабет протягивает руку. Император бросается навстречу, сгребает жену в объятия. По его щекам текут слёзы.
– Лана, Лана… – голос дрожит, сам он дрожит, и слёзы капают на цветастый платок на её голове. – Лана…
Император содрогается. Гладит её по спине, плечам. Целует лоб.
– Лана… – Обнимает. – Лана… я уже не надеялся…
Сглотнув, утыкается лицом в её платок. Ланабет крепко-крепко обнимает императора за талию. Не отталкивает, не корит, и только плечи её вздрагивают.
Из дома выглядывает старуха. Вскинув брови при виде обнимающихся, приветливо кивает мне и закрывает дверь.
Мне бы тоже сейчас отойти, потому что с каждым мгновением ощущение неловкости усиливается, будто подглядываю нечто слишком интимное. И в то же время не могу не смотреть на императора и его жену: столько эмоций в его слезах одного за двоих, в том, как она жмётся к нему. Женщина, недавно величественная, как императрица, сейчас напоминает перепуганного ребёнка.
Мутная пелена слёз смазывает их фигуры. Сердце щемит. Я отворачиваюсь.
Пушинка спрыгивает передо мной, утыкается мордой в плечо, трётся о лямку рюкзака. Постояв немного, оглядываюсь: окутанные золотом магии родители Арендара обнимаются. Столько нежности, столько… боли и радости…
Шерсть Пушинки встаёт дыбом.
Перестук колокольчиков обрывается. Над притихшей улицей громыхает возглас:
– Твари! Сдавайтесь ордену Очищения, или мы выжжем вашу скверну вместе с домом!
Похоже, тень Пушинки или шелест её крыльев заметили, и на нас донесли…
Глава 11
– Валерия, ко мне, – рявкает император.
Бросаюсь к нему, как и Пушинка. Вокруг нас вспыхивает купол золотого пламени. Ланабет не отрывается от императора, сжимает его так сильно, словно боится потерять. Почти стонет:
