– Слушай, а зачем они это делают? – С искренним непониманием наблюдаю, как рука Диоры ложится на колено Дариона и проскальзывает по бедру почти до паха. – Зачем злят Элоранарра? И почему он это терпит?
– Говорит, им нравится после этого мириться. Но я не понимаю, зачем специально ссориться, чтобы потом мириться.
А я догадываюсь, зачем: была у меня подруга школьная, со своим парнем вечно провоцировали друг друга на ревность и ссоры, чтобы потом бурно воссоединиться. Похоже, Элоранарр со своими дамами мирится или в темноте, или при хорошо закрытых окнах, чтобы Арен не узнал раньше времени такие нюансы взрослой жизни.
С мученическим выражением лица Дарион передвигает ладонь Диоры к колену. Спасает прядь своих волос с пальца Вейры. Не хватает только Халэнн… Она устроилась в дальнем углу – в единственном кресле. Судя по форме и цвету, оно принесено из другой комнаты. Читает знакомую тёмную с серебром книгу – «Исповедь архивампира». Похоже, Халэнн настолько привыкла к такому цирку с конями, что просто его не замечает. Нервы у неё железные! Я бы так не смогла.
Насупив брови, выпятив подбородок и нижнюю губу, Дарион сматывает вторую прядь с пальца Диоры… Вид у него и впрямь забавный: такой громадный медведище, обвешанный изящными девушками. Вейра опять подхватывает прядь его роскошных волос и, воркуя, наматывает на палец. Из носа Элоранарра вырываются струйки дыма.
– Сейчас начнётся, – обещает Арен.
Диора прижимается к громадному бицепсу Дариона и опускает ладонь ему на грудь.
Взревев так, что задребезжали стёкла, Элоранарр подскакивает с дивана. Обдав сидящих напротив дымом, закидывает Диору на плечо. Вейра кокетливо жмётся к Дариону, но Элоранарр дёргает её к себе и закидывает на второе плечо.
Рыча и урча, кивком головы указывает Сирин на дверь и направляется туда. Висящие на его плечах Вейра и Диора, улыбаясь, поднимают руки и в хлопке соединяют ладони.
– Ему для здоровья такие тяжести таскать не вредно? – уточняю на всякий случай: вдруг Элоранарра спасать надо.
– Он же не Дариона поднял…
С видом полного блаженства Дарион выдыхает и откидывается на спинку дивана. Его ножищи взвиваются вверх, а он заваливается на спину вместе с опрокинувшимся диваном.
Прыснув со смеха, прижимаюсь лбом к затылку Арена. Нет, я не должна смеяться, но… но… Заглядываю в окно: Дариона поднимают Сирин и Халэнн. А Элоранарр что-то вещает, придерживая висящих на плечах Вейру и Диору за ноги. Сирин уходит следом за ними.
Халэнн что-то насмешливо говорит Дариону и кивает на диван.
– Держись крепче, – шепчет Арен и, цепляясь когтями, перебирается выше. Миновав одно окно, другое, третье, пробирается к самому верхнему, приникает к тёмному стеклу.
– Нет, опять закрыто, – тянет разочарованно.
И хорошо, что закрыто: вдруг из-за увиденного Арен от стены бы вместе со мной отвалился.
***
Чуть позже, засыпая под счастливое урчание обнимающего меня Арена, я с улыбкой думаю, что день выдался очень насыщенным. Но следующий день показывает, что это была только разминка.
Глава 19
Утро начинается с рыка Арена:
– Уйди отсюда! А ну слезь!
Разлепив веки, мгновенно просыпаюсь от инфернального зрелища: лежащий рядом Арен держит на вытянутых вверх руках и ногах огромную мохнатую Пушинку. Солнце золотит обоих.
– Оиии, – Пушинка, раскинув лапы в стороны, висит на конечностях Арена, смотрит влюблённо.
И поглощает магию.
– Хватит жрать! – командую строго.
И Арен, и Пушинка смотрят на меня одинаково удивлённо. Хвост Пушинки покачивается из стороны в сторону, разбрасывая вокруг искорки пылинок.
– Простите. – К лицу приливает кровь. – Вырвалось.
– Она поглощает мою магию?
– Да.
– Так и думал, – спокойно отзывается Арен. – Я же из нас двоих самый питательный.
Пушинка расслабляется. Арен резко сбрасывает её с кровати, но мохнатая тушка мгновенно втискивается на край постели и утыкается мордой ему в ухо. Арен подкатывается ко мне и обнимает, бормочет в шею:
– Нам нужна ещё одна кровать.
Мохнатая лапа накрывает обоих.
– Очень большая кровать, – Арен обхватывает меня ногой, урчит в шею, и я вся до кончиков пальцев покрываюсь мурашками.
– ‘лакончики. – Пушинка облизывает нас громадным влажным языком.
– Фу! – взвиваемся мы одновременно, а Пушинка… кряхтит и фыркает, сотрясаясь от смеха.
А свалившись с кровати, смеётся ещё больше. Мы с Ареном переглядываемся. У него после облизывания на волосах влажный хохолок. Не выдержав, сдавленно хихикаю. Кажется, нега в постельке отменяется: надо умываться. А Пушинка знай смеётся. Вредина!
***
Нежась в пронизывающих окна лучах солнца, я намазываю масло на тёплый ломоть. Запах свежего хлеба придаёт завтраку какой-то особый уют, а мыслям – ностальгическую неспешность…
Резкий голос Арена выдёргивает меня из мечтаний.
– Надо поторопиться. Отец через метку сообщил, что Эзалон согласился взломать щит. Отец будет с Лином, поддержать там… – Арен взмахивает вилкой над омлетом с зеленью.
Поддержать – это хорошо, правильно. Линарэну сейчас тяжело, и участие отца поможет легче перенести свалившиеся на него ужасы.
– …попросил в это время присмотреть за мамой. И раз уж отец соизволит наконец допустить нас к ней, мама поможет тебе разобраться в даре Видящей. Но сначала надо переговорить с оружием.
– Пф! – Пушинка, оккупировавшая софу, переворачивается на спину и обнимает собственный хвост.
– Тебе бы, – Арен указывает на неё вилкой, – тоже не мешает познакомиться с оружием Леры, пообщаться, объяснить, что к чему.
Бормоча что-то невнятное, Пушинка отворачивается от нас и свешивает задние лапы и хвост через подлокотник…
– Арен… кажется, пора мебель менять, – осторожно замечаю я. – На что-нибудь побольше. И покрепче, а то как бы Пушинка не повторила подвиг Дариона.
Ухо с золотой кисточкой разворачивается к нам.
– Если она продолжит расти, не только мебель, нам и башню менять придётся, – беззаботно отзывается Арен и приступает к омлету.
Пожевав хлеб с насыщенно сливочным маслом, поворачиваюсь к софе:
– Пушинка, а ты собираешься ещё расти?
– Угумр.
– Точно башню менять придётся, – кивает Арен, и не похоже, что его это сильно огорчает.
***
Жёлтая гостиная в свете солнца кажется золотой.
– Доброе утро, мои дорогие! – здороваюсь с порога и сразу замечаю подвижки: большой пистолет светится ровно.
