– Папа твой сразу связи задействовал, тебя нашли через два часа после побега. – Дедуля гладит меня по волосам. – Женщину, которая тебе квартиру сдавала, проверили до десятого колена. И соседей. А неблагонадёжных предупредили к тебе близко не подходить. И работодателя проверили, и всех одногруппников, друзей, преподавателей. Коменданту общежития велели за тобой присматривать…
Понятно теперь, почему мне выделили комнату прямо над её кабинетом.
Осознание накрывает меня смесью самых противоречивых чувств.
– Фотографу, который тебя на съёмку рекламы пригласил, обещали яйца оторвать, если он тебя пальцем тронет или обидит как.
Внутри и жарко, и холодно от бешеной смеси эмоций: радость, что не бросили, раздражение, что опять всё контролировали. Но да, дедуля прав: это в их стиле. Обиженная недоверием, я всё же улыбаюсь, и в груди разливается тепло.
А дедуля недовольно продолжает:
– Только из-за действия манка творится чёрте что.
– Ты о чём? – Мне невероятно легко от того, что родители не вычеркнули меня из своей жизни.
– Лерусь, ты ушла в лес и не вернулась, но манок заставляет всех думать, что у тебя всё хорошо. Твоему отцу присылали отчёты, что ты так и не нашлась, но с тобой всё хорошо, он нам передавал, что тебя не нашли, но с тобой всё хорошо. Потом ты прислала письмо, что уехала учиться по обмену, и теперь твой отец ищет, куда именно, чтобы и там за тобой присматривать, но нет ведь никаких данных о том, что ты переехала. И при этом он уверен, что с тобой всё хорошо. Как это по-земному называется… когнитивный диссонанс, вот. У них всех сейчас жуткий когнитивный диссонанс, но для твоего отца с его манией контроля это особенно тяжело. Надо будет разомкнуть действие манка и нормально всё объяснить, а то как бы умом не тронулись.
– Да, конечно, я попрошу Арена…
Если вернётся. Зажмурившись, мысленно тянусь к нему, и, будто фильм, на веках вспыхивает видение: среди развороченных, обгорелых коридоров Пат Турина мерцает внутренний щит.
Арен жив. Шумно выдыхаю.
– Чем он тебя обидел, Леруся?
– Ох, дедуля, столько всего произошло! Ты же давно здесь не был, а тут…
Осекаюсь, вспомнив намерение постепенно готовить дедулю к происходящему, чтобы не переволновать. Но как это сделать, если одни факты из приключений в этом мире потянут за собой другие?
– Что случилось? – в голосе дедули появляется тревога.
Вздохнув, собираюсь с мыслями.
– Очень много всякого произошло… Даже не знаю, с чего начать.
– Ты уж постарайся, – дедуля похлопывает меня по плечу. – Мне всё равно придётся разбираться в современных реалиях Эёрана, будет проще, если самое важное сейчас расскажешь ты.
Тут он тоже прав.
И я начинаю… с того, как Культ избавился от Видящих, иначе ведь не объяснить, почему я так уверена, что должна быть в Пат Турине и помогать Арену не только силой его рода, но и уникальным для Эёрана даром.
***
– Значит, так… – щурясь на сферы-светильники, дедушка потирает подбородок.
Мой затянувшийся из-за бесконечных уточнений рассказ его впечатлил. А ведь я ещё опустила покушение на меня Элиды, суд над ней, её невольное участие в создании заражённых наборов для маговыпечки. За это её наказывать не станут, но страх, что пережили девушки на фабрике и при нападении вестника, был тем ещё ударом.
– История чуть было не повторилась…
– О чём ты, дедуль?
– Культ однажды почти уничтожил род Аранских. В этот раз они чудом вышли из поединка без больших потерь.
– Пока. Ещё неизвестно, что будет с Элоранарром… И чем закончится битва за Пат Турин, – сжимаю кулаки.
– Главное, чтобы не пострадала печать между мирами.
То, с каким спокойствием дедуля принял известие о ней, наводит на мысль:
– Ты знал о печати?
– Исследовал её вместе с Видаром и мамой, – он вздыхает. – Трудно поверить, что из Видящих осталась только ты.
– Самой удивительно… Наверное, хорошо, что я унаследовала эту способность.
– Хорошо, но опасно. – Он обнимает меня. – Леруся…
Так тепло от этого обращения. Семья… у меня есть семья. Дедуля здесь. Можно лежать и прислушиваться к ощущениям: пусть я не вижу Арена, но знаю, что он жив и невредим. И потому с чистой совестью обижаюсь:
– Арен должен был взять меня с собой хотя бы наблюдателем.
– Ты его самое ценное сокровище, он в любом случае будет тебя оберегать.
– Но почему надо делать это так, словно я вещь без права голоса и чувств? Схватил и перекинул меня, как… как стул. Или стол.
– Рефлекс…
– Какой рефлекс, дедуля? Рефлекс – это когда что-то неожиданно делаешь, а он это с самого начала планировал!
– Когда вернётся – сильно-сильно на это обижайся, переживай, страдай – это лучший способ наказать дракона.
– Когда он вернётся… – представляю этот момент и усмехаюсь, – я буду слишком рада, чтобы злиться.
– Подозреваю, именно на это он и рассчитывал. Драконы весьма коварны. Самовлюблённы. И предпочитают всё делать по-своему.
– Ох, дедуля, ты говоришь совсем не как коренной житель.
– Боюсь, я отвык от местных порядков, – посмеивается дедушка. – Но посоветовать могу, как и раньше, только одно: хочешь чего-то добиться – борись.
Он прав, но иногда бороться так сложно…
«Всё в порядке, мы взяли Пат Турин», – доносится до меня голос Арена. Радость вспыхивает тысячами золотых искорок на моей коже. Живой! И Без травм – по ощущениям это понимаю. Поэтому мстительно молчу, не удосужившись его даже поздравить.
– Они взяли Пат Турин, – передаю дедуле. – И с Ареном всё в порядке.
Он вздыхает.
– Что-то не так? – уточняю я.
– Пат Турин тысячелетия защищал печать, как бы прорыв обороны не вышел нам всем боком.
На уровне эмоций мне от этого решения тоже не по себе, но упрямство и желание подавить дурное предчувствие заставляют отстаивать правильность сделанного:
– Големов могли захватить вестники. Раньше они такого не умели.
– Может, и так, – устало соглашается дедуля.
Приподнявшись, заглядываю ему в лицо: он немного осунулся.
– Ложись, – уступаю ему постель, чуть сдвигаю подушку, на которой лежит Внимательный телескоп-спаситель, и подтягиваю вторую повыше. – Ложись немедленно и не спорь. Тебе надо отдыхать. А может, ты чего-нибудь хочешь? Есть? Пить? В туалет?
Дедуля похлопывает себя по животу:
– У меня под сорочкой слой компактного реабилитационного кокона, он заботился обо всех физиологических нуждах тела. Но я бы выпил и закусил чем-нибудь остреньким.
