Ланабет улыбается, твёрдой поступью спускается нам навстречу. И лишь оказавшись вблизи понимаю, что у неё нечеловеческие глаза, неживые: зрачки очерчены узкими металлическими кромками, точно стежками, и те перестраиваются, позволяя их расширять. Радужки состоят из сдвигающихся секторов, в некоторых из которых загорается голубоватый свет, и эти радужки утоплены в шарах белков.
– Механика, – произносит Арен, протягивая руку и касаясь дрожащими пальцами скулы Ланабет. Её зрачки раскрываются шире, приводя в движение пласты радужек, разжигая в них голубоватый свет.
Немного жутко, но я стараюсь не выдавать лёгкого страха. Есть в таких глазах что-то противоестественное, и к ним надо привыкнуть.
– Видар поделился с Лином наработками паттуринцев. Магию я не вижу, но материальные предметы – вполне, – она поглаживает Арена по груди. – Надеюсь, вскоре смогу полюбоваться на твою коллекцию сокровищ. О ней ходит много слухов, но сам знаешь, что они не сравнятся с настоящим знакомством.
– Да, конечно, мама, – он проводит пальцем до припухшего уголка её века. – Как аккуратно сделано.
Это точно: просто изумительно, что глаза так быстро прижились, и после сложной операции осталась лишь лёгкая отёчность век.
Сжав руку Арена, Ланабет отводит её от своего лица, насмешливо журит:
– Полюбовался и хватит, ещё успеешь насмотреться, – разворачивается ко мне. – Дарион уже ждёт. Открою страшную тайну: у него сегодня плохое настроение, лучше не опаздывать.
– Ой, да, – я бросаюсь в замок забрать оружие.
В дверях оглядываюсь: Ланабет слегка ударяет по ладони Арена, снова пытающегося потрогать её лицо.
– Ну, мам, – обижается он. – Это же так невероятно…
– Но это не повод щупать мои глаза, мне Лина с Видаром хватило, они вокруг меня чуть не хороводы водили и жаждали понаблюдать, я еле сбежала, а теперь ты туда же.
Усмехнувшись, устремляюсь к нашим с Ареном комнатам.
Безымянный ужас вновь напоминает о себе гулким ударом, сотрясшим весь Эёран.
Мир плачет от боли…
***
Восемь дней сливаются в один бесконечный день сурка: утром тренировки с Ареном, днём – с Дарионом, ребятами и гвардейцами, вечером – лёгкая бодрость от лютни Геринха и часовые всматривания в магические потоки, даже если во время боевых практик я занималась тем же, и после – глубокая бездна сна без сновидений.
А потом утро, рассказы Арена о закупках оружия у прижимистых гномов, инструктаже населения на случай эвакуации, стягивании армий к Пат Турину. О том, что Беарион, как и обещал, принял вампиров в своих насыщенных магией лесах, в Анларию вампиров пустили на условиях отработки пролитой крови герцогской семьи. И часть вампиров денно и нощно работает на рудниках по добыче магических кристаллов, так необходимых в грядущем сражении: тяжёлый труд в обмен на пребывание в зоне повышенной концентрации магии. Кажется, о жертвоприношении никто больше не думает.
И опять разминка в драконьем теле, на третий день дополнившаяся совместной трансформацией с Пронзающим и Рассекающей, создающими на чешуе металлический узор (и в голове шум их восторгов от полётов и шуток по поводу моей неуклюжести), развитие мышц крыльев…
И всё это под всё учащающуюся дрожь Эёрана, под жуткий гул, скрежет, дрожь земли, настигающих нас сначала раз в день, потом два, три, четыре, пять, шесть, восемь, двенадцать раз в день…
В этой безумной череде яркими пятнами проскальзывают непохожие на остальные воспоминания: ругающийся на весь двор Повелитель, которого за крыло вытаскивает из замка старичок-Эзалон. Мы с ребятами наблюдаем из окна. Кристаллы Ники весело звенят, когда она приподнимается на цыпочках. Ингар отшатывается от сжатой в её руке сковороды: теперь Ника отрабатывает новый приём – подчинение существа после удара его по голове, и парням порой приходится быть подопытными кроликами.
– Изуверы! – верещит Повелитель. – Я ради этих драконов, я! Я им помог! Я им о предателях рассказал! Я! А они… А Лерка, Лерка-то как зазналась! Ни разу меня не навестила!
Магические нити Эзалона спутывают его морду, и на двор опускается блаженная тишина, но это не мешает Повелителю размахивать лапами, трясти хвостом, сопротивляться… Приходится Эзалону упаковать его в кокон и, перекинув через плечо, точно мешок, выносить за ворота на площадку для гостевых телепортаций.
Другое яркое воспоминание: письмо от дедули. О долгах или проблемах в семье – ни слова, но он с такой нежностью рассказывает о своём потрёпанном замке и приглашает меня в гости в родовое гнездо, так ответственно занимается просвещением местных жителей по поводу эвакуации, что земли Флосов самые спокойные. Во время ударов Безымянного ужаса существа собираются вместе и молятся Великому золотому дракону, создателю Вселенной, умоляя их защитить. Дедуля беспокоится и обо мне: надёжная ли у нас защита, не обижают ли меня драконы, хорошо ли я питаюсь, достаточно ли сплю, тепло ли одеваюсь, потому что он слышал, что рядом с малой цитаделью Аранских постоянно дуют сильные холодные ветра, да и в самом замке сквозняки. В ответ я уверяю, что цитадель запакована по полной программе, там ни комар не пролетит, ни сквозняк не просвистит. О том, что сама некоторых драконов обижаю, тактично умалчиваю, зато рассказываю о том, что все очень серьёзно готовятся к сражению и намерены защитить Эёран или спасти его жителей. Подумав, осторожно интересуюсь, как у него дела на личном фронте и не нужна ли помощь в быту и организации эвакуации.
А однажды утром, когда мы с Ареном и увязавшейся с нами Пушинкой перелетаем от скалы к скале, в небе появляются три алых дракона. Они закладывают над нами вираж и устремляются к малой цитадели.
«Фламиры хотят встретиться с отцом, – поясняет Арен мысленно. – Он слишком отстранил их от подготовки к бою, и хотя он объясняет это слабостью их родового артефакта, мне кажется, Шарон догадывается, что мы ему не доверяем».
«Мне кажется, пусть лучше он догадывается, чем стоит за нашей спиной в бою».
Арен бросает на меня задумчивый взгляд и кивает: «Они не будут стоять у нас за спиной, я не позволю, отец не допустит».
Дребезжащий гул наполняет горы, пробирает их болезненной дрожью, переходящей в безумные судороги. Мы с Ареном впиваемся когтями в скалы, каждой мышцей ощущая страшную вибрацию. И когда она стихает, одновременно произносим: «Надо тренироваться».
В тот день я, приложив все усилия, подавляя боль, пролетаю на несколько сотен метров больше обычного…
Мы усердно готовимся, оттачиваем навыки, но нагрузка слишком высока, требования – запредельны, напряжение растёт, боль Эёрана душит нас всех, поэтому нет ничего удивительного в том, что на девятый день этой безумной скачки в неизвестное громыхает взрыв…
Тот день начинается вполне обыденно, хотя Арен весь завтрак зевает – усталость настигает и его. На полётах я традиционно дохожу до полного изнеможения – благо драконья бешеная регенерация позволяет тренироваться ускоренными темпами.
