– Не думаю. Просто смотрю, – уверил я ее.
– Пойду соображу что-нибудь на стол. Голодный небось, – произнеся это, Клара зашла в прикрытый шторой проем между стеной и печью.
Я сбросил рюкзак на пол, а сам уселся рядом на диван. Это стало моей стратегической ошибкой. Влетевшая в комнату девочка с веселым гиканьем запрыгнула мне на колени.
– Сыграем в ладушки? – предложила она мне с ходу.
– Я не умею, – попытался я откосить.
– Забыл что ли? – удивилась она, но безусловно поверила.
Наивный, но приставучий ребенок.
– Но ничего, я тебя научу, – обрадовала она меня.
И научила. Так что появившемуся новому лицу я был безмерно рад. Внимание девочки переключилось на него, и я был на какое-то время оставлен в покое.
– Папа пришел, – закричала она и вихрем метнулась к зашедшему в дом мужчине, которого тоже не было на фотографиях.
Он был высок, широкоплеч, его трехдневная щетина в сочетании с ультракороткой стрижкой были необычны для этого времени.
– Здорова, – поставив дочь на пол, протянул он мне мозолистую руку. – Как доехал?
– Нормально, – дежурно ответил я, рассматривая пятна от малины на своей белой футболке.
Из кухни выглянула Клара.
– Мойте руки и садитесь есть, – сказала она.
Мы прошли за как бы моей сестрой. Впереди шел как бы мой зять, на его ноге висела как бы моя племянница. Меня ждал веселый уикенд.
– Паша, долей воды, – попросила Клара, кивнув на умывальник.
Обычный такой деревенский умывальник или рукомойник, не знаю, как он правильно называется, видел у кого-то в саду на даче: жмешь рукой на клапан вверх и из отверстия льется холодная вода. Только сейчас мы не в саду, а в доме. Значит центрального водоснабжения здесь нет. Мысли сразу сместились на туалетную тему и мне стало совсем грустно. Сбоку всхрапнул допотопный холодильник "Смоленск", разделяя мои чувства.
Щи оказались бесподобными. Отлично зашла печеная с зеленью и сметаной молодая картошка, понравилась и обжаренная в муке с яйцом речная рыба. Под выставленную Павлом водку она шла особенно хорошо. Из выложенных на стол свежих огурцов и редиса я в одного умял половину. Как же давно я так вкусно не ел. Довольный я привалился спиной к стоящей позади меня печи.
– Ну что рассказывай, – убедившись, что я наелся, Клара начала допрос, – как защитился, куда распределили, где жить будешь?
– Хорошо, следователем в райотдел, жить буду в общежитии, – отчитался я.
– В городе что ли остаешься? – уточнил Павел.
Я кивнул и потянулся за еще одним огурцом.
– Лето здесь проведешь? – спросила сестра.
Хорошо, что притормозил откусывать, точно бы подавился.
– Нет, на работу выйду, – открестился я от этой странной и неуместной идеи.
– А Варька у Мосеевых в том году после окончания института целое лето у родителей прожила. И только осенью по распределению уехала, – вопросительно смотря на меня, сообщила Клара.
– Так то Варька, а это я, – глубокомысленно заявил я.
– В милиции, наверно, все по-другому, – поддержал меня Павел.
– Темнишь ты что-то, – заявила сестра, положив подбородок на сцепленные ладони, – не хочешь оставаться – не оставайся, – добавила она обиженно.
– Да почему не хочу? – начал я выкручиваться. – Просто следователей не хватает, поэтому и лишают отпусков.
Клара вздохнула, скользя по мне печальным взглядом.
Огурец расхотелось вовсе, и я вернул его на место.
– Жениться не надумал? – задала она следующий вопрос из сестринского списка.
– Я еще слишком молод для этого, – возмутился я.
– Конечно молод, – вновь поддержал меня Павел. – Клар, мы с тобой поженились, когда нам по двадцать пять стукнуло.
– А я раньше не могла, – посчитав приведенный мужем пример неподходящим, заявила сестра.
– Все ты могла. Не хотела, – рубанул Павел и наполнил наши с ним рюмки водкой.
– Не могла, – повысила голос сестра, – не до замужества мне тогда было. Мать умерла, Альберт еще мальчишкой был. Вот когда отправила его в университет, тогда и пошла за тебя. Чем ты не доволен? Все равно же за тебя вышла, а не за кого другого.
От последних слов жены, Павел нахмурился, взял рюмку и не чокаясь замахнул ее содержимое.
– Мамочка, можно я пойду погуляю? – переключила на себя внимание девочка. Перед ужином ее отмыли и лицом она стала похожа на меня с Кларой. И я пока не знал как к этому относиться.
– Иди, Марта. Только далеко не убегай, – отпустила ее сестра.
Когда племянница убежала, Клара начала убирать со стола грязную посуду.
– Я ей еще до службы в армии предлагал отношения оформить. Не согласилась, – продолжил рассказывать о наболевшем Павел. – Из армии вернулся, вновь в ЗАГС позвал – опять не пошла. И так еще несколько лет от меня бегала, пока ты в город не уехал, – он вновь наполнил рюмки. – Спрашивается – зачем так долго тянула? Мы бы и втроем прекрасно жили. Мы ведь, Альберт, с тобой всегда ладили? – потребовал зять от меня подтверждения.
– Ладили, – кивнул я и тоже замахнул водки.
Клара расхохоталась. Отвлеклась от мытья посуды и повернулась к нам.
– А кто кричал, что ноги его в этом доме не будет? А кто грозился всыпать кое-кому ремня и уши открутить?
– Это было давно и неправда, – заявил я, уже косея на старые дрожжи.
– Вот, правильно! Еще по одной? – уточнил Павел.
Постелили мне на веранде.
– Здесь свежо, а комаров, что залетели, я всех убила, – презентовала сестра место моего ночлега.
Я рухнул на матрац и тут же уснул.
Утром первым делом, я посетил уличный сортир. А когда выходил из этого своеобразного строения услышал голос сестры.
– Альберт, иди Нюрку подои!
– Чего? – затупил я, решив, что мне послышалось.
– Козу, говорю, иди подои. Я сама не успеваю, – сестра вышла с огорода с ведром, на четверть заполненным огурцами.
– Клара, стой! – закричал я, увидев, что она возвращается к грядкам. – Я не умею!
– Альберт, мне не до твоих глупых шуток. Говорю же – не успеваю. А Нюрку надо подоить, да пастись вытащить, – принеслось мне в ответ.
– Клара! – рванул я за ней, хлюпая галошами, надетыми на босу ногу.
Догнал и отобрал ведро.
– Давай я лучше огурцы дособираю? – состроил я просительную рожу.
– Охламон, – раздалось в ответ, но ведро оставили.
Когда я притащил уже заполненное доверху ведро к дому, Павел хмуро курил сидя на сваленных бревнах. Марта играла рядом – донимала кота, не успевшего вовремя смыться. Я ему, конечно, посочувствовал, но был рад, что мучают его, а не меня.
