Внезапно дверь открылась.
– Чапыра, Альберт? – спросил заглянувший в кабинет мужчина в форме старшего лейтенанта органов внутренних дел и с кожаной папкой в руках.
– Да, это я, – ответил я нежданному посетителю.
– Я следователь Сорокин, Антон, – протягивая мне руку, мужчина переступил через порог, стараясь не задеть разбросанные уголовные дела и пустые бутылки. – Мне сказали тебя на выезд с собой взять. – сообщил он цель своего прихода.
– Поехали, – пожал я плечами. Уборка откладывалась.
Мы спустились на первый этаж и зашли в дежурную часть.
– Знакомься, это Юра Новиков, – Сорокин указал на старлея, мужчину лет тридцати, что при нашем приближении не отрывая уха от телефонной трубки, пожал нам обоим руки.
– Адрес продиктуйте! – прокричал он в трубку. – Какая улица? По громче, не слышу!
– А это Коля Кравцов, – я пожал протянутую руку мужчине с лейтенантскими погонами.
– И куда мне этих баб девать? – сразу же отвлекся он от нас. – Там мужики сидят. – объяснял он патрулю, что привез двух женщин шаромыжного вида, которые в это время стояли в коридоре за стеклом дежурной части и смирно ожидали своей участи.
– У вас что одна камера?! – пытался отвязаться от добычи старший патрульный.
– Альберт, не спи, – поторопил меня Сорокин и мы прошли дальше. Спустились по ступеням и вышли на территорию закрытого двора, куда из моего кабинета выходят окна.
– Залезай, – указал мне на служебный уазик Антон.
В машине кроме водителя было еще два человека, оба в звании лейтенанта. На переднем пассажирском сидении сидел почти мой ровесник. Он развернулся и с прищуром рассматривал на меня.
– Это наш новый следователь Альберт Чапыра, – начал представлять нас друг другу Сорокин. – А это Вадим, инспектор уголовного розыска, – кивнул он на молодого. И Сергей Львович – наш эксперт, – указал он на мужчину постарше.
– Ну что, погнали? – развернулся к водителю Вадим, когда все поручкались.
– Говорят у вас там сегодня веселуха, – Вадим вновь развернулся к нам вполоборота, как только мы тронулись.
– Да без понятия, краем уха только слышал, – отмахнулся от него Сорокин. Не до этого было. По уши в работе.
– Говорят, Кривощеков допился до белочки, начальство начал из окна отстреливать, – Вадим заржал. Сергей Львович заинтересованно прислушивался. Водитель в пол глаза наблюдал за нами через зеркало.
– Напридумывали уже черти что, – усмехнулся Антон. – Просто бутылка выпала из окна.
– Ага, и неудачно приземлилась, – не переставая ржать, договорил опер.
– Ну да, неудачно, – признал Сорокин.
– Приехали, – затормозив, сказал водитель.
– Быстро мы, – на время потеряв интерес к разговору, Вадим первым вылез из машины.
Мы остановились возле двухэтажного многоквартирного дома, первый этаж которого был из кирпича, а второй деревянный. К машине подбежал пожилой мужчина в неброской одежде и коротких резиновых сапогах. Остальной народ смотрел на нас издали.
– А я уж заждался, – без особого недовольства сказал он, в его тоне сквозило лишь нетерпение.
– Показывайте, откуда угнали, – на передний план вышел Сорокин.
– Вон он мой сарай, – мужчина посеменил к указанному деревянному сараю с распахнутыми дверными створками.
Выяснилось, что пока он ходил на почту, у него из сарая угнали мотоцикл.
За Сорокиным и экспертом, что тащил в руках чемодан, я поплелся в сторону вскрытого сарая. А Вадим, подогнав нам двух понятых, принялся опрашивать соседей, что высыпались из квартир на улицу.
Ничего интересного в работе следователя нет – заключил я через полчаса наблюдений за Сорокиным, который беспрестанно что-то записывал в протокол и переговаривался с экспертом.
В отдел мы вернулись после восьми часов вечера. На этаже кроме нас двоих уже никого не было. Попрощавшись с Антоном, я завернул в свой закуток. Кабинет встретил своего нового хозяина все тем же беспорядком. Наметив фронт работ, я вздохнул – из мажора в уборщики – шаг в психологическом плане нелегкий.
Нашел в углу пустое ведро, сходил в туалет за водой, а затем меня осенило.
– Какого черта?! – влепил я себе по лбу.
Морщась, почесал пострадавшее место и метнулся на первый этаж в дежурку.
– Чего-то забыл? – встретил меня Новиков.
– Можешь мне на час двух женщин одолжить? – я подошел к решетке, за которой они сидели.
– Понятые что ли нужны? – не удивился моей просьбе дежурный.
– Ага, типа того.
– Ну, забирай, – он встал из-за стола, бряцая ключами. – Выходим, – это уже моим будущим уборщицам.
Через час мой кабинет сиял чистотой. Труженицы выглядели в отличие от меня не особо довольными, но это их проблемы.
– О, ты еще здесь что ли? – заглянул на огонек Сорокин. Принесла его нелегкая.
– Уже ухожу, – пообещал я.
– Я не понял, а чего они тут делают? – присмотревшись к шаромыжкам, спросил Антон.
– Вызвались кабинет мне помыть, – объяснил я коллеге.
– Может они и мой помоют? – заинтересовался клининговой услугой Сорокин.
– Владей, – широким жестом передал я уборщиц следующему нуждающемуся в уборке.
Глава 22
Начало следующего утра опять не заладилось. Будильник разбудил на самом интересном месте, не дав досмотреть сцену разврата. Зато на работе дела стали налаживаться – кабинет был в полном моем распоряжении. Отмытый от грязи, включая крашенные стены и потолок, он за ночь выветрил из себя тяжелые запахи и при открытых окнах в нем можно было работать. Оперативку провел Курбанов. Головачева с утра в отделе не было. Но прошла она штатно, без упоминаний вчерашнего инцидента и даже имя Кривощекова никто не произнес. Хотя по лицам следователей, их ухмылкам и многозначительным взглядам, бросаемым друг на друга, было заметно, что тема эта забвению не предана, а активно обсуждается в курилках.
После оперативки мы вчетвером собрались в моем кабинете, и Левашов с Людмилой, переругиваясь, начали сортировать, оставшееся от Кривощекова наследство.
– Эти приостанавливать, – потряс двумя внушительными стопками из уголовных дел Левашов, после чего положил их перед девушками.
– Дима, имей совесть, – возмутилась Люда. – Забери себе хоть часть.
– Товарищ Журбина, я ваш начальник, а не наоборот, так что попрошу мне не указывать! – вспылил Левашов.
Он вообще все утро был каким-то нервным, постоянно срывался на девчонок, недобро на меня косился, пытаясь что-то разглядеть на моем лице.
Нервозность? Раскаяние? Ага, сейчас. Покер фейс ему, а не эмоции.
