– Прости, я решила, раз вы обмениваетесь сообщениями, может, полегчает, если излить душу.
– Знаешь, я представляла себе эту работу как-то иначе. Не знаю, чего ожидала, только после смены я стараюсь обо всем забыть.
– Понимаю.
Я припомнила Сидни с бутылкой вина, собиравшуюся смотреть «Закон и порядок». Себя с бокалом. Каждый из нас справлялся как мог.
Элиза достала из холодильника молоко и масло.
– В семнадцать лет я угодила в аварию. Потом помню только боль. Выкарабкалась благодаря медсестрам – они не давали мне сойти с ума, поддерживали положительный настрой. Каждый день вспоминаю их лица. Мне захотелось стать такой, как они.
– Надо же, – тихо промолвила я.
Новые факты из чьей-то жизни всегда заставали меня врасплох, как будто только у меня могло быть неизвестное прошлое. Боясь выдать о себе какие-то подробности, я никогда особенно не откровенничала, поэтому и со мной делились редко. Так я оберегала свою тайну.
Теперь же мне захотелось рассказать ей что-нибудь, поделиться какой-нибудь подробностью прошедшей ночи.
Элиза вдруг отшатнулась от плиты, глядя перед собой в окно.
– Лив, там кто-то бродит.
Я встала, стул царапнул пол.
– Полиция?
– Точно нет. Какой-то старик во фланелевой рубашке.
– А, – пульс замедлился, – это мой сосед Рик.
Элиза наверняка слышала о нем, хоть и никогда не видела. Я открыла заднюю дверь, подруга выглядывала из-за моего плеча. Рик шел по краю участка, направляясь явно не к моему дому. Было непонятно, куда он шел, тем более без своей обычной тележки.
– Рик? – окликнула я.
Он повернулся и зашагал к нам – от его привычного вида, клетчатой рубашки и ботинок, на душе сразу стало спокойнее.
– А, хорошо, что ты уже дома. Я вышел немного проветриться. – Посмотрел по сторонам, понизил голос. – Мне сказали, что можно ходить где угодно, кроме отгороженной части, но каждый раз, как я выхожу из дома, возникает чувство, что за мной следят.
Я понимающе кивнула, сразу вспомнив о ночи, проведенной в компании следователя Ригби. Казалось, она записывала и оценивала каждое мое слово и движение. Затем я подумала о пистолете под умывальником в ванной Рика. Вспомнила изоленту и другие вещи, которые он прятал. Свет у него в доме, застеленную кровать. Все, что могла заметить или обнаружить полиция.
С другой стороны, он вышел во двор вместо меня, велел мне вымыть руки перед приходом полиции. Мне стало стыдно – ведь я сама втянула Рика в этот кошмар, прибежав к нему за помощью.
– Мы только вернулись. Это моя подруга Элиза.
– Привет, – поздоровался Рик, отступая назад. – Тогда не буду вам мешать. Дай знать, если что понадобится.
– Спасибо, непременно.
Старик повернулся было, но передумал.
– С Ниной все нормально прошло?
– С Ниной? – вмешалась Элиза. – Это та следователь?
Я знала, что Рик, как и я, дал показания. Мне хотелось его расспросить, проверить, все ли сошлось, узнать, сообщили ли ему какие-то подробности. Только не при Элизе. И не при полицейских, снующих вокруг дома.
– Да, – ответила я обоим сразу. – Все нормально. Она отвезла меня в больницу, – я показала на перевязанную коленку. – Пришлось зашивать.
– А, ну ладно, – сказал Рик. – Нину я знаю с детства. Хорошая девочка.
Он повернулся и пошел. Мы давно выросли, а Рик по-прежнему воспринимал нас как детей, далеких от его собственного прошлого.
– Заходи, если будет что-то нужно, – крикнула я ему вдогонку.
Закрыла дверь, и в ящике по обыкновению зазвенели приборы. Мы стояли и смотрели в окно на уходящего Рика; он махнул на прощание рукой и пошел к себе, убедившись, что я в безопасности.
– Странный мужик, – сказала Элиза.
Наш откровенный разговор закончился, так и не начавшись.
– Да нет, это же Рик. Он за мной присматривает.
– Хм… Где у тебя венчик?
Я достала его из среднего ящика и протянула Элизе. Когда она отвернулась и начала взбивать яйца, мой взгляд задержался на ящике повыше.
В чате упомянули канцелярский нож. Небольшой, острый и практичный. Я пользовалась своим всего пару дней назад, когда открывала посылку с вещами матери. Задержав дыхание, я чуть выдвинула верхний ящик. Несколько ручек, ножницы, блокнот. Я покопалась в них дрожащими пальцами, хотя сразу увидела, что ножа там нет.
– Ой, тебе болтунья пойдет? – спохватилась Элиза.
Я отпустила ящик, чувствуя себя невесомой, как улетевший в небо шарик.
– Лив? – переспросила она. – Таблетка, что ль, подействовала?
– Прости. – Я тряхнула головой. – Да, болтунья – отлично.
Я слышала, как щелкнул газ, зажегся огонь, и зашипела сковородка.
Никогда не любила замкнутых пространств, чем меня отчасти и привлек этот дом – простором вокруг, множеством окон и выходов, смежными комнатами, плавно переходящими одна в другую. Теперь дом казался тесным, за мной велось наблюдение, и я не могла просто так уйти.
Канцелярского ножа на месте нет. При мысли о том, где он мог быть, внутри все переворачивалось.
Посылка пришла в среду, тогда же я ее и открыла. Достала вещи, забылась на секунду… должно быть, случайно сунула нож не в тот ящик. Или в коробку.
– Так, садись, – скомандовала Элиза, указывая венчиком на стул.
Скорей бы уж она ушла, чтобы я смогла проверить ящики. Перевернуть все вверх дном, пока не найду нож. Знала, что не успокоюсь, пока он не будет у меня в руках.
Элиза поставила передо мной тарелку, и я, к своему удивлению, набросилась на яичницу так, будто голодала несколько дней. После всего-то случившегося.
– Ты бы помедленнее ела…
Я отложила вилку и уставилась в одну точку.
Яичница на подносе. Рядом с кроватью – мама, руки скрещены на груди. У изножья кровати – врач. Стук вилки по тарелке и никак не наступающее насыщение, бездонная пропасть. «Арден, ешь помедленнее…»
Первые дни после спасения. Перед глазами замигали сцены – воспоминания, перемешанные с явью. Эти помутнения в сознании начались после того, как я открыла посылку. На следующее утро в больнице мне даже померещился смех матери – громкий и визгливый, который ожидаешь от девочки-подростка, а не от взрослой женщины.
В районе десятой годовщины несчастного случая со мной уже происходило нечто подобное. На меня накатывали воспоминания о событиях, которые я помнить просто не могла. То я спускалась с крыльца и видела девочку в ночнушке, шагающую рядом, причем все вокруг было в сепии, как на старой фотографии. Или, проезжая на школьном автобусе по засаженной деревьями аллее, видела отряд ищущих меня добровольцев. Или, засыпая, видела мать, выкрикивающую мое имя.
