И тогда я увидела пустую кроватку. Худший из кошмаров – наяву.
Меня часто спрашивают, верила ли я в то, что Арден найдут живой, особенно на второй, на третий день поисков. Я всегда отвечала утвердительно – и не лукавила. Потому что кроме того, что дочка пропала, я знала и другое: она не из тех, кто сдается.
Во время родов она так брыкалась и кричала, что ее было слышно в соседнем округе.
Я точно знала: моя дочь не покинет этот мир без борьбы.
Глава 16
Понедельник, 08:00
ПРОСНУВШИСЬ, я с облегчением увидела, что в комнате ничего не изменилось. Стремянка на месте в шкафу, крючок закрыт, телефон рядом на тумбочке. Я даже окно предварительно заперла, чтобы сложнее было выскочить. Только вчера и обнаружила, что оно вообще запирается.
От Элизы по-прежнему ни слова. Ничего не оставалось, как заскочить к ней перед работой. То, что она меня избегает, задевало больше, чем можно было ожидать, учитывая мою историю. С другой стороны, я частично винила себя в том, что произошло между ней и Беннеттом. Думала, что смогу уговорить ее вернуться.
На этот раз у подъезда пришлось подождать; видимо, я пропустила утренний поток перед и после смены. Дверь открыл мужчина из квартиры напротив Элизы. Меня не узнал, в спешке прошмыгнув мимо.
– Простите, вы Элизу не видели?
Он обернулся, придержал дверь, силясь понять, кто я такая.
– Она съехала.
Внутри все опустилось.
– Съехала?
Мужчина пожал плечами.
– Квартира свободна, больше ничего не знаю. Можете спросить ее соседку из 121-й, как ее – Эрин, что ли? Они общались. Кажется, работали вместе в больнице. Наверно, она уже ушла на работу. Мы все обычно выходим в одно и то же время.
Он посмотрел на часы и отпустил дверь.
Никакой Эрин я не помнила; впрочем, та могла работать и в другом отделении.
Элизина квартира была заперта, даже коврик и венок исчезли. Дальше по коридору хлопнула чья-то дверь. 121, подумала я, однако оттуда никто не вышел. Возможно, мне показалось, и звук долетел из коридора за углом.
И все же, проходя по коридору, я остановилась перед квартирой 121. Обычная дверь, ничего примечательного. Я дважды постучала и явно различила внутри движение. Как будто кто-то стоял с другой стороны двери. Перед зрачком промелькнула тень.
– Простите, я ищу Элизу, – на всякий случай сказала я.
Никто не ответил. Неужели опять померещилось?
Я вдруг вспомнила: Элиза была сама не своя у меня дома, ее пугала близость места преступления. Натан тоже сразу спросил, не страшно ли мне тут. Даже он чувствовал опасность, исходящую от моего дома. Стоит ли удивляться, что она уехала? Разве я не сделала бы того же, если мне было куда бежать?
В больнице все старательно делали вид, будто ничего не происходит. Передо мной либо мелькали нарочито приветливые лица, либо со мной избегали встречаться глазами, срочно утыкаясь в телефон.
Все знали, что возле моего дома найден труп. Все знали, что я приходила в больницу в сопровождении следователя. Нетрудно представить, какие слухи и сплетни понеслись по больнице.
Против обыкновения, я зашла в кафетерий выпить кофе и позавтракать. Надеялась, что кофеин поможет собраться с мыслями.
В кафетерии почти никого не было. И все же я ощущала на себе взгляды, слышала перешептывания. На выходе столкнулась с медсестрой «Скорой помощи». Та отступила в коридор и чересчур громко сказала: «Доброе утро!», будто не ожидала увидеть меня на работе.
Возможно, я все напридумывала. Она могла меня вовсе не знать и заговорить громко от неожиданности, столкнувшись с кем-то в дверях.
Я поднялась по лестнице. Тридцать два шага. Точно тридцать секунд между щелчком закрывающейся двери на первом и зумом открывающейся на третьем.
Мое крыло на удивление пустовало. Сегодня я вошла сюда позже, чем в пятницу. Обычно в это время утренние обходы и административные совещания были в полном разгаре.
Беннетт, как правило, не работал по понедельникам, но я заглянула в ординаторскую – вдруг он поменял расписание из-за необычных выходных. Внутри стояла та же шатенка, что и в пятницу, так же глядя в свой телефон.
Очередное дежавю. Лучше всего я знала медсестер со своего этажа. Хотя ординаторская была открыта для всех, здесь, как правило, отдыхали именно они.
За спиной открылась дверь, и из аптеки вышел мужчина в больничном халате. При виде меня улыбнулся. «Доброе утро», – поздоровался он и, хотя я уже уходила по коридору, запер аптеку на ключ.
В животе все перевернулось от мысли о ползущих за мной слухах. Почти забытое ощущение десятилетней давности – предвестник того, что, как выяснилось впоследствии, называлось панической атакой. Я долго не знала, что у медленно нарастающей и потом резко охватывающей меня реакции есть название.
Неужели все повторится, как и десять лет назад? Комментарии, внимание – удушливая западня, из которой невозможно выбраться?
Десятилетием раньше мое напряжение достигло предела и выплеснулось однажды в школьной раздевалке. Десятилетие спустя я еще слышала те голоса.
«Живете на денежки, честно заработанные другими…»
«Мои родители тогда пожертвовали, небось вы на их деньги дом и купили…»
Меня окружила группка девочек, одна из них закрыла вход в раздевалку. Мне казалось, что надо мной смыкаются стены, голоса становились все громче. Пока я не рванула. Не вырвалась оттуда.
Школьный психолог списал мое поведение на посттравматический синдром, но меня все равно засадили домой на неделю. Хорошо еще, инцидент не попал в прессу. Получилась бы неплохая история. «Опишите ее в трех словах: озлобленная, непредсказуемая, опасная».
Мать настаивала на том, чтобы я не светились в социальных сетях, боясь личных сообщений от случайных людей в интернете. Я отучилась набирать в поисковых системах собственное имя, однако дети быстро усваивали преимущества информации – другой разменной монеты у нас тогда не было.
Прошло десять лет; появилось лишь больше источников правды и лжи.
В перерыве между совещаниями я поискала Элизу в нашей базе данных. Хотя на нынешней должности я не участвовала в отборе сотрудников, доступ к кадрам у меня сохранился.
Видела бы сейчас меня мать! Тут же причислила бы к «хозяевам мира». К той невидимой вездесущей силе, которая неумолимо определяла ее судьбу каждый раз, когда ее понижали в должности или переводили в другую смену. К силе безличной и непоколебимой, неизменно назначавшей ей самые дрянные часы или вообще отказывавшей в найме. «Роботы поганые», – отзывалась об этих людях мать. А теперь и я стала одной из них.
Но не такой, как она нас себе представляла. Я намеревалась исправить положение и изменить систему к лучшему, действуя сверху.
