Они обе были в бельевой, разбирали новые простыни, только что доставленные из Ниверсолла.
— Да, пожалуй, — согласилась Тьяна, — поначалу мне казалось, что Брен испугался моего мужа.
— Точнее, он испугался за вас, — деликатно поправила экономка, — это говорит о том, что он неравнодушен к вашей судьбе, и это хорошо, миледи. Вам, наверное, слоило сразу заказать и монограммы на простынях, миледи? На тех, которые для вас с милордом. Они все с этой милой прошвой, замечательно.
— Да, — Тьяна рассеянно кивнула, может это относилось к милой прошве на простынях.
— А теперь он убедился, что лорд Айд обладает массой достоинств, — легко переходила от темы к теме экономка, — это тоже очень хорошо. А то, что ваш брат такой прекрасный молодой человек, и вы можете на него положиться — я и не сомневалась, зная, кто его отец.
— Конечно, — опять согласилась Тьяна, не сдержав улыбки.
Кажется, их отец когда-то сумел произвести на юную эссину Сайрани самое лучшее впечатление. И как же хорошо, что никто тут не вспоминал их невеселую историю с денежным долгом и тюрьмой, в которой Брену пришлось провести столько времени. Тьяна всерьез боялась, что Брену долго придется смывать с себя это позорное клеймо, а ведь ему надо срочно жениться. Впрочем, кто знает, что будет дома. Ведь невесту он будет искать именно дома, среди соседей. Если у соседей не будет уверенности в разумности и бережливости Брена, кто из них отдаст ему дочь?
— Эссина, вы сказали, что мой муж горячо меня любит, — вырвалось у нее, — это просто ваша вежливость, или?..
— Миледи, — всплеснула руками экономка, — да разве тут кто-то в этом сомневается? Да он же не надышится на вас! Всякий, кто раньше его знал, и сомневаться в этом не станет! Говорят только… ой, — она махнула рукой, и заметно смутилась, явно не зная, как поправить неверно начатое.
— Говорят, что это я притворяюсь, да еще так ловко, дурачу и его, и всех, — озвучила за нее Тьяна.
— Миледи. Дорогая моя, — экономка отложила в сторону аккуратно сложенную стопку простыней, села, уронив руки на колени, и посмотрела на Тьяну, — что проще думать, то все и думать станут. Сами понимаете. Что он вас станет любить — кто в этом усомнится? Такую юную, красивую. В вас любой влюбится.
— Неужели? Если бы я была герцогиней Овертиной. Даже мой брат очарован, — она осеклась, подумав, что это сказала зря.
— Ах, миледи. Вы молодая еще и такая наивная, — вздохнула экономка. — Вот что я скажу. Ему вас полюбить куда легче. Он так ждал давно. Ему так любви этой хотелось. И как бы жаль, если он обманется. Когда не знала вас, миледи, я тоже не верила, что вы не лукавите, а теперь не только верю, но и не сомневаюсь.
Особенно теперь, когда на вас защиты не стало, а лорд Валантен от вас все больше млеет. Не сердитесь, что об этом говорю, миледи, пожалуйста.
— Не сержусь, — Тьяна немного смутилась, — только млеет он не со мной рядом, а у себя на верфи, — выпалила она, и смутилась еще больше.
— Что же делать, — эссина заулыбалась, — так Всевышний обустроил, что у мужчин дела не рядом с женскими юбками, если это достойные мужчины, конечно.
И возразить мудрой экономке было совсем нечего. Млеет Валантен от нее? Пожалуй, это слово тоже подойдет. Когда он смотрит на нее, взгляд его теперь кажется солнечным, так и плавится горячим жидким золотом — ей кажется так. И близость их по ночам стала дольше, томительней и сладостней, хотя недавно она считала, что куда уж больше?..
Он говорил, что рад чувствовать Тьяну полностью, без защиты Хойра. Что это такая же разница, как земля и небо, и ему нравится все то, что теперь, без защиты, стало доступно и понятно. И еще он был очень доволен, что тема снятия заклятья закрыта окончательно. Ему так легче и проще. Теперь можно просто жить, исходя из того, что есть. Об этом он тоже сказал, как-то так, вскользь.
— Я точно знаю, что обманывать его не стану, — сказала Тьяна.
Она в этом совершенно не сомневалась. Даже на поломанный медяк. А экономка отчего-то грустно покачала головой:
— Вы хозяйка своим делам, миледи, но не своим чувствам. Говорят же, что сердцу не прикажешь. У вас даже медовый месяц еще не кончился. Я не была замужем, но испытала не так и мало, миледи. Видела всякое. И чувства меняются, и обстоятельства. Да храни нас всех Пламя Милостивое от дурных обстоятельств, — и она опять взялась перекладывать простыни.
Тьяна только улыбнулась, и не стала возражать. Чего бы там не повидала в жизни ее добрейшая экономка, но начать иначе относиться к Валантену? Это невозможно. Разве что Валантен вдруг станет не Валантеном.
— Но иногда дурные обстоятельства идут на пользу, не давая умереть чувствам. Или напротив, убивают их в два счета, — стопка простыней под пухлыми руками экономки все росла, — хотите, расскажу вам, что говорила о любви одна старая колдунья? Она действительно была очень старая. Может, из ума выжила, не знаю. Я еще девочкой была, она приходила и сидела у нас в кухне, бабка моя ее привечала. Мне она доброго не обещала, но и зла особого тоже, — меж бровей эссины легла скорбная морщинка, — так и вышло.
— Расскажите, — встрепенулась Тьяна.
— Ну… — экономка вздохнула, — любовь со многим сравнивают. И со светом, и с громом, кто-то — что это словно по голове ударили. А она, колдунья, говорила, что любовь — это зерно. И если есть душа, в которой это зерно может прорасти, оно прорастет. Сначала будет росток, который или порадуется жизни сначала, а потом погибнет, засохнет, как любой росток, который взошел не там и не в то время, или будет расти и крепнуть. Все больше корней будет появляться. И будет дерево, большое и крепкое, только вряд ли оно будет прямым и красивым. Скорее, ствол его будет кривым, потому что ему придется выстоять против ненастья. Но зато это будет любовь той самой великой силы, которая, как колдуны считают, может уравновесить любое заклятье, даже наложенное самим Демоном Междумирья. К такой любви привязывают вечные и опасные заклятья сильные колдуны. Вечные — потому что такое дерево вырастить непросто. Вроде и будет у заклятья отвязка, а все равно что нет ее.
Тьяна, услышав про дерево с кривым стволом, уронила руки и замерла, не отрывая потрясенного взгляда от своей экономки. Та этого не видела, она гладила ладонями плотное шелковистое полотно дорогих простыней и ушла в свои мысли. И, конечно, она ничего не знала о результате беседы ее молодой хозяйки с призраком Верхнего замка. О том, что такая беседа состоялась, кое-кто из слуг шептался, но не все верили, а уж подробности… И егеря, которые искали в лесу деревья, похожие на полученный от его милости рисунок, тоже могли только догадываться, для чего они это делают. Платит герцог — и ладно.
Но, дерево с кривым стволом — это любовь? Аллегория?!
— Про корни дерева интереснее всего, — продолжала эссина Сайрани так же задумчиво. — Корни — это чувства. Их много, они разные. Сначала появляются Любопытство, Удовольствие и Привязанность, и Желание Радовать. Но бывают и другие, даже Обида и Зависть, но с такими корнями росток засохнет. А какие будут питать дерево? Сострадание, Понимание, и Чувство Вины. И еще Страх Потери, это очень сильный корень. И Прощение. Есть еще другие, но, боюсь, я все это разом не вспомню, миледи.
