— И хотел бы. И боялся этого, — ответил он, — не смог бы забыть, что это последний раз. Было бы слишком больно.
— Она не знает. Ей не сказали. Я пригрозила выгнать из Нивера того, кто проговорится.
— Это правильно.
— Лекарь считает, что до родов не менее двух недель. Возможно, три. А потом она возненавидит меня, я так думаю.
Валантен кивнул, давая понять, что услышал. Сказал, опять показав в оскале зубы:
— Не преувеличивайте. Вы позаботитесь о ней, Овертина? О них, точнее?
— Конечно. Постараюсь, по крайней мере, — она опять попыталась улыбнуться, — я слышала, что вы решили пренебречь положенными «подарками короля».
— Ужином и шлюшкой на ночь? — Валантен опять рыкнул и расхохотался, — почему-то я не голоден. Но ужин принесут, попозже, может, и отведаю. А шлюшку я велел отправить министру Каридану. Как его там?..
Демоны, никак не запомню его личный титул. Но ему давно нравится то, то принадлежит Айдам. Может, и девка понравилась бы. Надеюсь, мне бы выбрали красивую, не пожадничали.
Вот так вот. Жену к приговоренному не допустили бы, но ему совершенно точно полагались богатый ужин и женщина из борделя — «королевские подарки», старая традиция.
— Убедились бы хоть, хороша ли, — подыграла ему Овертина.
— Мне даже не интересно, — Валантен ответил серьезно, хотя усмешку в его голосе нетрудно было расслышать, — Тин… на свете, кроме нее, нет женщин. Овертина, я много месяцев не видел Тин, так что теперь знаю точно: есть только она, и все. Других не видел. Может быть, это часть моего заклятья? — он улыбнулся, снова показав клыки, — когда я нашел свою, другие исчезли.
Овертина улыбнулась, на несколько мгновений растерявшись от этого признания, особенно от того, насколько искренне оно прозвучало.
— Насчет Каридана, — сменил тему Валантен, — послушайте внимательно, Овертина. У меня нет улик против него, лишь догадки. Я не знаю, как можно сделать столько, и чтобы улики были лишь против меня, но я уверен, что без него не обошлось. Не знаю насчет старого графа, отец так ему верил. Мне кажется, граф из тех, кто ссорится открыто, а не прячет нож под плащом. А вот министр, — жуткие когти Валантена звякнули по решетке, — я прошу, Овертина, опасайтесь Каридана, и постарайтесь вывести его на чистую воду. Не жалейте денег на колдунов, на расследование. Иначе вы не будете в безопасности.
— Хорошо, я сделаю, — Овертина до боли вцепилась в решетку, — а Тин обвинила старую графиню, причем дважды. Сначала в том, что она колдунья, потом — что она сонница. Но это пока не подтвердилось.
— Тин говорила мне…
— Мы разберемся, — сказала Овертина, — Валантен, я обещаю. Пока жива, я не прощу тех, кто так нам задолжал. Демоны на вас, лорды Айды! — воскликнула она вдруг, он вздрогнул, — почему вы позволили так себя провести?!
Он не ответил, лишь тихонько рыкнул.
— Кстати, про Тин, я должна вам кое-что рассказать…
— Да? — он даже вздрогнул слегка, и посмотрел тревожно, — что рассказать?
— Я должна, видимо. Когда мы ехали из Синего замка, она всю дорогу твердила мне, что любит вас, и что вы лучший мужчина в Грете, а ей повезло, как никому. Уж не знаю, с чего она так решила! И она сокрушалась, что ни разу не сказала этого вам. Так и было, клянусь. Так что, считайте, что она вам это сказала.
Валантен Айд потерся лбом о решетку, и когти опять звякнули.
— Спасибо, Овертина, — сказал он глухо.
— И маленький подарок, вот. Кажется, он должен вам понравиться, — она достала из сумочки платок Тьяны и протянула его через решетку, Валантен тоже протянул руку и взял.
— Тин?.. Спасибо, Овертина, — повторил он и намотал кусок шелка на ладонь, и поднес к лицу, прикрыв ненадолго глаза, — подарок великолепен. Самый лучший.
— Я не сомневалась.
— Тин постоянно говорила, что не видит во мне зверя, — сказал он еще глуше. — Что я для нее человек, который просто не может снять шкуру. Мне даже казалось, что это так и есть.
Они опять немного помолчали.
— Овертина, выполните мою просьбу, — сказал Валантен, — не нужно вам смотреть на то, что будет завтра.
Не приезжайте завтра на площадь. Это представление того не стоит. Обещаете?
— Хорошо, я не приеду на площадь. Валантен, давайте помиримся? — она протянула руку, — чтобы ни было, не сердитесь на меня.
— Разве мы ссорились? — он опять усмехнулся, и коснулся ее пальцев. — Прощайте, Овертина. Простите меня за то, что я десять лет назад подкинул вам шмелей в шкатулку для рукоделия, ведь они вас не покусали, да? И за другое, что вспомните, тоже простите. И скажите Тин, что я ее люблю. Ведь и я ей, кажется, этого не говорил.
— Прощайте, Валантен, — сказала она, — я передам.
Ее глаза предательски щипало, когда она шла по бесконечным коридорам обратно, когда прощалась в лордом Свани. Тот смотрел со спокойным сочувствием — за долгую службу здесь он уже немало повидал.
— Завтра… вам полагается место на скамье среди высоких лордов. — сказал он.
— Не нужно. Я не приеду завтра.
— Понятно. Если передумаете, миледи, то приезжайте у Западным воротам и назовитесь начальнику караула, я предупрежу. Он проводит вас в башню. Будет видно хорошо.
Герцогиня молчала, и он добавил:
— Просто иногда мы в последний момент понимаем, что некоторые вещи необходимо видеть. Даже казнь — это не только казнь.
— Благодарю. Я подумаю, — не стала возражать Овертина.
Она искренне собиралась выполнить просьбу Валантена и не присутствовать на завтрашнем действе.
Преступников казнят на рассвете, так повелось в Грете испокон веков. Герцогиня при всем желании не могла проспать, потому что так и не сомкнула глаз этой ночью. Но и незадолго до рассвета все еще никуда не собиралась. Передумала в последний момент. Как там сказал лорд Свани, «некоторые вещи необходимо видеть». Вот и ей, наверное, необходимо. Толпа на площади — это неинтересно, толпа собралась поглазеть на лорда Чудовище, и на то, как ему отрубят голову. Потом будут рассказывать об этом внукам, как же, вряд ли в Грете опять появится Чудовище. Это событие, которое запомнят. А она, Овертина Айд, посмотрит на высоких лордов. Какие у них будут лица в этот момент? И да, на Каридана она посмотрит особенно внимательно, если он будет.
И она велела закладывать карету.
Улицы перед Синим замком оказались заполнены так, что пришлось объезжать, а потом дорогу карете перегородили груженые фуры, которые не могли разъехаться. Когда Овертина добралась до замка, солнце уже поднялось. Но люди не расходились, слышно было, как напряженно, неудовлетворенно гудела площадь. Похоже, не только Овертина опаздывала.
