Здесь, рядом, спрятана Тайна о нем. Тайна, которую искали много лет, которую он сам, наверное, все же хотел бы найти…
Да, Валантен говорил, что не желает избавляться от заклятья. Особенно когда в его жизни появилась она, его жена, которую не смущает его необычная внешность. Но не может быть, чтобы он не хотел узнать Тайну! Просто узнать. Ведь хотел бы?..
А потом сбежать подальше отсюда. Спрятаться. Не верилось, что все безумие последних месяцев могло закончиться вот так. Что никто не будет оспаривать Нивер у ее не рожденного пока сына. Что непонятных опасностей, подстерегавших ее с самого появления в Нивере, тоже больше не будет. Что виной всему женщина, которая была к ней так добра, которой так хотелось доверять. Единственная, которая всегда улыбалась и ободряла. А на самом деле она с самого начала прикидывала, как избавиться от леди Айд.
Теперь, кажется, Тьяне нужно было немало времени, чтобы в это окончательно поверить. И в то, что нет
Валантена — тоже.
Да где же это дерево?!
— Миледи! Туда, — окликнул ее отец Дорин, — дерево там. Мы подъехали с другой стороны.
Дерево и было там, толстенное, со слегка кривым стволом. То самое.
Она подошла, посмотрела. Теперь она знала, куда смотреть: сестра Морри говорила «под деревом».
Значит, должно быть какое-то углубление, маленькая пещера между корней, но ничего такого не было видно. Она обошла дерево, опустилась на корточки и принялась разгребать снег прямо руками.
Должно ведь что-то быть.
Отец Дорин подошел, присел рядом.
— Погодите, миледи. Видите, вот тут начал расти еще один ствол, а потом, видимо, засох, — он показал нарост у основания ствола, — все-таки много лет прошло. Здесь надо подрубить, возможно, когда-то этот росток закрыл дупло.
Он помог ей встать и отвел чуть в сторону, а сам крикнул и махнул рукой, подзывая рабочих.
Тьяна смотрела, как рослый здоровяк-лесоруб крушит ствол огромным топором, откалывая он него все новые и новые куски.
— Довольно, — остановил его священник, — это дерево росло тут задолго до нас, должно расти и впредь!
Видно было, что между корней открылась небольшая полость. Отец Дорин достал нож и принялся ковырять им под деревом, выгребая землю.
— Я нашел! — и он с торжествующим видом вынул из ямы бутыль с широким горлом, — залито сургучом, — пояснил он, — все правильно, это от сырости.
— Дайте! — Тьяна подошла, протянув руки.
Священник отстранился.
— Погодите, миледи, пока это мое дело.
Тьяна смотрела, как он не спеша, аккуратно откупоривает бутыль, как вынимает из нее цилиндрический кожаный футляр, за футляром тянулся лоскут с надписью.
— Для леди Тьяны Айд, — громко объявил он, — подтверждаете ли вы, что зоветесь именно так? Иначе не сможете почесть написанное.
Он был очень взволнован, для него вскрывать и вручать Тайну тоже было впервые.
— Все правильно, — сказала Тьяна, — я леди Тьяна Айд. Именно так.
И тогда он торжественно извлек из футляра скрученный в трубку кусок пергамента, и вручил Тьяне. Она развернула.
Там была всего пара строк, очень четким, понятным почерком.
«Единственный. назначенный, любящий искренне. единократно должен сказать об этом во всеуслышание. так чтобы слышали также земля. небо и вода»
Она прочитала про себя, потом вслух, пытая понять все. Так мало написано, и ни слова на самом деле о герцогине Тьяне, и о ее муже, и о Дайне. Никто не назван. Что такое — единственный, назначенный?
Любящий — это понятно. Во всеуслышание? Должны услышать все? Тетя, мать Рамуана, отец Дорин?
Рабочие, которые рубили деревья? Белки, которые, может быть, прячутся в лесу? Земля, небо и вода?
Небо высоко, но оно, по крайней мере, тут, над головой, а вода? Нужен берег моря?
— Что значит — единственный, назначенный? — она посмотрела на священника, — речь о клятве?
— Назначенные — это из Храмового канона, так называют тех, кто произносил совместные обеты, — тихим, напряженным голосом пояснил тот, — это может быть какой-то обет, брак, помолвка. Насколько мне известно, это слово имеет сходный смысл во многих канонах. Таких людей не должны связывать кровные узы.
Он тоже был взволнован.
Помолвка. Значит, герцогиня Тьяна все-таки всерьез давала обещание Дайне, а потом не выполнила, и он посчитал себя обманутым. Поэтому верил, что имеет какие-то права.
— Единственный — значит, лишь кто-то один может быть выбран, если назначенных несколько, — добавил священник.
Ну, да, об этом уже в записке было сказано. Нужен тот, кто любит больше.
— Единократно — то есть лишь одна попытка у каждого назначенного, как я понимаю, — пояснил священник, не дожидаясь очередного вопроса Тьяны.
— Я жена, мы венчались в Храме, — сказала она, — значит, я могу, да?
Священник кивнул.
— Вода… Здесь есть озеро? Или колодец?
— Здесь и так всюду вода, миледи. Снег тоже вода.
— Во всеуслышание. Значит, очень громко, — он посмотрела на отца Дорина.
Тот кивнул.
У нее была всего одна попытка, чтобы сделать это правильно. Ненужная уже попытка. И какая насмешка судьбы, ведь судя по тому, что написано, ни герцог, ни Эрт Дайне и не могли снять заклятье. Получается, что шанс на это был лишь у нее одной. Только она подходит под все названные условия. И когда двадцать семь лет назад герцог Нивер кинулся искать ключ к заклятью, ему не могло прийти в голову, что записка Дайне лишь вводит в заблуждение.
И что Дайне сам заблуждался. Он не ожидал, что расколдовывать придется не герцогиню, а ее ребенка, и снять заклятье сможет женщина, которая тогда еще не родилась. Да, должно быть, так.
Ну, что ж…
Она отдала пергамент священнику, и приложила ладони рупором ко рту. И крикнула очень громко, во всю силу голоса:
— Я люблю Валантена Айда! Я люблю его!
Собственно, это было все. Во всеуслышание. А также для неба, земли и воды. Пусть будет так, хоть это
Леди Фан подошла сзади, обняла ее.
— Пойдем, Тин.
Тьяна послушалась. Но сделать ей удалось лишь несколько шагов, и живот скрутила резкая боль.
— Мне больно… — прошептала она, вцепившись в тетю, и замерла, задержав дыхание, и почти сразу ощутила, как по ногам потекла теплая влага.
