Легкая лесть, да. Хотя и чистая правда тоже, скорее всего. Налажено тут все очень даже хорошо. Она не стала поворачиваться к экономке, но и так почувствовала, что та теперь смотрит на нее с удивлением.
— Так же у меня для вас есть маленькая новость. Милорд решил, что с этого месяца жалованье каждого из вас увеличится на десятую долю.
Вот теперь на лицах людей появилось радостное оживление, все переглядывались. И, наконец-то — та самая доброжелательность, которую Тьяне так хотелось бы увидеть с самого начала.
— Я родилась довольно далеко отсюда, на Предгорье, — опять заговорила она, — мой родной край куда суровей этих мест, и люди там чтут обычаи. Я еще не узнала все обычаи, принятые в этих местах, так что, прошу, не вините меня за ошибки, хотя бы первое время. И еще, я собираюсь придерживаться обычаев моей родины. За неделю до Новогодья здесь у входа закопают кувшин с узким горлом, и каждый из вас сможет бросить в него записку с пожеланием, жалобой или чем хотите, которую я обязательно прочту — так это делают у меня дома. И обязательно будет большой Новогодний костер, который разожжет лорд Валантен, а я постараюсь щедро подбрасывать дров, потому что без этого, как говорят, не может быть счастья в будущем году.
Валантен внимательно слушал, не сводя с нее блестевших глаз, и кивнул, когда она сказала про костер.
А все слуги вдруг разом зааплодировали, начала старшая горничная, а остальные тут же подхватили.
Тьяна дожидалась тишины, не скрывая довольной улыбки. Похоже, она не ошиблась, все получилось так, как надо. Но предстояло еще кое-что важное, и это вряд ли вызовет радость. Но именно последнее Тьяна считала совершенно необходимым.
— Еще кое-что, — сказала она, — я узнала, что здесь любят заключать пари по разным забавным поводам.
Например, упаду ли я в обморок, и когда, и сколько раз… — в холле разом стало тихо, а эссина Дайрини побледнела и даже рот приоткрыла.
— Я понимаю, что не имеет смысла запрещать что-то подобное, поэтому не стану этого делать. Скажу лишь, что буду рада, если вы, здесь, в Нижнем, вы не будете забавляться такими вещами. На самом деле это не причиняет вреда, верно, милорд? — она взглянула на Валантена.
Тот насупился, его глаза сузились в щелки. Он не знал?..
Он рассердился.
— Есть кое-что серьезнее, — продолжала она, — некая дама, гостившая недавно в Нивере, обмолвилась, что заплатила кому-то из слуг за информацию, которая касается лорда Валантена. Полагаю, что на этот раз она не узнала ничего важного, а только хорошее про нашего лорда, — она опять взглянула на Валантена, улыбнулась ему, — и думаю, мы можем пока забыть о том, что уже произошло. Но если подобное повторится, то — как вы считаете, милорд? У меня дома виновного увольняют с половиной расчета, и, как я понимаю, он уже не найдет себе работу нигде поблизости. Если пари про то, не упаду ли я с кровати, всего лишь забавно, то продавать нас тем, кто, возможно, нам не друзья… Я думаю, всем понятно?
Милорд?..
Валантен смотрел на кого-то в ряду слуг.
— Все так, миледи, — взглянув на нее, рыкнул он, — вы великодушны, — он слегка поклонился ей и быстро ушел.
Он был разгневан. Она недооценила впечатление, которое ее объявление произведет на него.
Она не сожалела о сказанном, потому что это и есть порядок, который необходимо было навести: ни в каком доме не потерпят, что слуги наушничает на хозяев за деньги, или их услуги можно перекупить, на что прямо намекала графиня Корет. Может, стоило сделать это иначе, чтобы не портить впечатление от момента?
— Простите, миледи, — сказала эссина Сайрани, — если это случилось, то, разумеется, недопустимо, и никогда не повторится. Я разберусь и доложу вам.
— Можете не разбираться, — улыбнулась Тьяна, — я сказала, что на этот раз все будет забыто. Благодарю всех, и больше не задерживаю. Мне бы хотелось поговорить с вами, эссина. Через полчаса, если вы не заняты?
— Конечно, миледи.
По крайней мере, она теперь «миледи». Хоть какое-то достижение.
Она поискала Валантена, но того не было ни в его комнатах, ни в мастерской. В спальне на полу валялся спешно сброшенный костюм, две пуговицы на камзоле были оторваны.
С одной стороны, ей, определенно, не следует впредь посвящать Валантена вдела, которые выводят его из равновесия, так делается во многих семьях и будет лучше для всех. С другой стороны, именно сейчас лишь Валантен мог подтвердить ее авторитет и возможности, чтобы уж точно ни у кого сомнения не возникало. По крайней мере, ей сначала выразили легкое пренебрежение, потом порадовались, потом испугались, и заодно поняли, что все серьезно.
Может, оно и к лучшему.
— Миледи, — в спальню заглянул Ривер, — милорд отправился на берег, миледи. Полагаю, вернется довольно нескоро, — он подошел, кряхтя нагнулся и стал подбирать вещи, укоризненно покачал головой, — милорду никогда не нравилось аккуратно расстегивать пуговицы, миледи.
— Их слишком много, — механически заметила она.
— Да, миледи, — кивнул слуга, — сложно бывает понять эти новомодные изыски, когда пришивают по два десятка пуговиц на мужской камзол. Милорд вернется спокойным, миледи, не огорчайтесь.
— Почему вы так в этом уверены?
— Море всегда возвращает ему хорошее расположение духа, миледи.
Она внимательно посмотрела на слугу.
— И часто ему требуется так успокаиваться?
Тот встретил ее взгляд спокойно и с пониманием.
— Последнее время крайне редко, миледи. У милорда прекрасная выдержка. И она стоила ему немалого труда, миледи. И его милости, старому герцогу, она тоже стоила немало.
— И когда эта выдержка ему отказывала последний раз? Я имею в виду, настолько, что…
— Я понял, миледи. Еще когда здесь жила леди Венель. Лорд Валантен тогда был очень расстроен, миледи, и… — он не стал договаривать.
— После этого она отсюда уехала?
— Именно, миледи.
— Она не пострадала?
— Нет-нет. Она просто очень сильно испугалась.
А когда Тьяна увидела сегодня, как когти Валантена лязгнули по камню, ей следовало очень испугаться, или это была так, мелочь?
Ривер так и стоял с ворохом вещей, она подошла, забрала их у него и бросила на кровать, сама присела на край, ему показала на кресло.
— Сядьте, Ривер, прошу вас. Я много чего не знаю о Валантене и не понимаю, верно? Я одна?
— Наверное, так, миледи, — просто согласился слуга, садясь.
