— Сюда, пожалуйста, сержант. — Указал им путь патрульный, на нагрудном значке которого можно было прочитать фамилию НАВАРРО, подведя к дверям комнаты, являвшей собой странное сочетание спортзала и кабинета. Эйнсли и Хорхе с блокнотами в руках остановились на пороге и осмотрелись.
Это было очень большое и светлое помещение, залитое лучами рассветного солнца сквозь проемы настежь распахнутых французских окон, с видом на заросший цветами патио и дальше — на синеву залива и океан вдалеке. Ближе всего к детективам, подобно спартанцам-караульным, выстроились в ряд с полдюжины тренажеров — сияющий хром, черная кожа. Командиром выделялся среди них тренажер с грузами, рядом располагался имитатор академической гребли, бегущая дорожка со встроенным компьютером, шведская стенка и еще два снаряда, назначение которых невозможно было определить сразу. Всего тысяч на тридцать долларов, прикинул на глазок Эйнсли.
И тут же располагался элегантный, нет — совершенно роскошный кабинет с удобными стульями, бюро, конторками, рядами дубовых книжных полок, тесно уставленных переплетенными в натуральную кожу фолиантами. А в центре всего — красивый, современный письменный стол и далеко отодвинутое кресло с подвижной высокой спинкой.
Между столом и креслом на полу распласталось тело мужчины. Труп лежал на правом боку, левая верхняя часть черепа была полностью снесена, по плечам расползлось багровое пятно с вкраплениями раздробленной кости и мозговых тканей. Огромная лужа полусвернувшейся крови растеклась по ковру, пропитав легкие брюки и белую рубашку мертвого человека.
Орудия убийства нигде не было видно, но по всем приметам это было огнестрельное оружие.
— С тех пор как вы прибыли сюда, здесь никто ничего не трогал? — Хорхе адресовал этот вопрос патрульному Наварро.
— Нет, я службу знаю, — мотнул головой молодой полисмен, но почти сразу его осенило. — Но вообще-то я застал здесь жену покойного. Она могла… Спросите лучше у нее самой.
— Спросим непременно, — заверил Хорхе. — Но на этот вопрос вы сами должны ответить для протокола. Насколько можно судить, отсутствует орудие убийства. Вы видели его в этой комнате или где-либо еще?
— Искал как проклятый. Ничего.
— А что миссис Мэддокс-Даваналь, — вмешался Эйнсли, — как она вам показалась по первому впечатлению?
Наварро задумался, потом неуклюжим взмахом руки указал на труп.
— Вообще-то, если подумать, что это был ее муж и все такое.., она что-то была странно спокойна, почти равнодушна. Я даже удивился. И потом она…
— Что она? — нетерпеливо спросил Эйнсли.
— Она сказала мне, что приедут телевизионщики WBEQ. Это их собственный канал.
— Это всем известно. Дальше что?
— Она хотела, чтобы я, то есть она приказала мне пропустить их сюда. Я сказал ей, что надо дождаться детективов из отдела убийств. Ей это очень не понравилось.
Молодой полицейский снова замялся, и Хорхе пришлось слегка поднажать на него:
— Ну, что там у вас еще, выкладывайте!
— Понимаете, у меня создалось впечатление, что эта леди привыкла всем и вся командовать и не любит, когда ей перечат.
— Приятно встретить наблюдательного патрульного, — пробормотал Хорхе, делая пометку в своем блокноте.
И он принялся за обычную процедуру вызовов на место экспертов-криминалистов, судебного медика и представителя прокуратуры. Это значило, что скоро в этой комнате и по всему дому станет многолюдно, начнется кропотливая работа.
— Пойду осмотрюсь, — сказал Эйнсли.
Стараясь ступать осторожно, он подошел к балконной двери. Он еще с порога заметил, что одна из ее створок чуть приоткрыта. Приглядевшись, он заметил с наружной стороны свежие следы взлома. Внутри патио он увидел коричневые следы, какие мог оставить человек, ступивший во влажную землю или грязь. В дальнем конце двора у самой стены была разбита цветочная клумба, на которой Эйнсли ясно различил те же следы, словно кто-то перемахнул через стену и подобрался к дому с тыла. Отпечатки были оставлены кроссовками или другой спортивной обувью.
Между тем за несколько минут ясное с утра небо заволокли угрожающие тучи, в любой момент мог пойти дождь. Эйнсли поспешил вернуться в дом и дать Наварро указание обнести полицейским заграждением задворки и выставить патрульного охранять улики.
— Как только прибудет группа криминалистов, — сказал он Хорхе, — заставь их сразу же сфотографировать следы в патио, пока не смыло дождем. И пусть сделают гипсовые слепки с отпечатков подошв на клумбе. Похоже, кто-то проник в дом, — продолжал Эйнсли. — Сделать это можно было только до того, как покойный пришел в эту комнату.
Хорхе взвесил услышанное и сказал:
— Так или иначе, но Мэддокс-Даваналь видел незваного гостя, в него ведь стреляли в упор, значит, тот подошел к нему совсем близко. Судя по всем этим штуковинам для накачки мускулов, парень должен был оказать сопротивление, однако никаких следов борьбы что-то не видно.
— Его могли застигнуть врасплох. Преступник спрятался, а потом неожиданно напал сзади.
— Но где же он прятался?
Оба сыщика еще раз оглядели просторную комнату. Хорхе первым указал на зеленые бархатные шторы по обеим сторонам балконной двери. Правая штора была собрана и закреплена в углу петлей декоративного шнура, зато левая свисала свободно. Эйнсли подошел к ней и осторожно потянул на себя. Позади шторы на ковровом покрытии были видны следы грязи.
— Я прослежу, чтобы криминалисты их обработали, — сказал Хорхе. — А сейчас неплохо было бы разобраться с хронологией. Когда наступила смерть, в котором часу обнаружен труп…
В этот момент появился дворецкий Холдсворт и обратился к Эйнсли:
— Миссис Мэддокс-Даваналь готова принять вас. Извольте следовать за мной.
Эйнсли заколебался. Вообще говоря, при расследовании убийства сыщик вызывал к себе для допроса свидетелей, а не наоборот. Хотя, с другой стороны, вполне понятно, что несчастная женщина предпочла бы не идти в комнату, где до сих пор лежит труп ее мужа. Разумеется, Эйнсли имел право допросить любого, включая и членов семьи Даваналь, в здании управления полиции, но только что это могло ему дать?
— Хорошо, пойдемте, — кивнул он Холдсворту, а Хорхе сказал:
— Я вернусь с информацией о том, что и когда произошло.
Гостиная, куда препроводили Эйнсли, по своим размерам, стилю и роскошной обстановке была совершенно под стать остальному дому. Фелиция Мэддокс-Даваналь сидела в большом, обитом парчой кресле с подголовником. Это была красивая женщина лет сорока, с породистыми, аристократическими чертами лица: прямым носом, широкими скулами, высоким лбом и выдававшим преждевременную в таком возрасте подтяжку подбородком. Ее густые светло-русые волосы, в которых играли лучи солнца, были свободно распущены по плечам. Короткая кремовая юбка, ничуть не скрывавшая точеных ног, сочеталась с того же оттенка шелковой блузкой и широким, украшенным золотым орнаментом поясом. Все в ее облике: лицо, прическа, маникюр — было тщательно ухоженным, холеным, одежда — безукоризненной, и она отлично осознавала это, отметил про себя Эйнсли.
