Костя не сопротивляется, ничего не говорит, а просто молча следует за мной, удерживая за руку.
Из торжественного зала навстречу нам выходит счастливая парочка в сопровождении не менее счастливых гостей. Их лица светятся, глаза горят, а взгляды полные нежности не покидают друг друга.
Именно так и должны выглядеть молодожены. Никто не выглядит несчастным. Никто не тащит себя за волосы к штампу. Никто не оглядывается на груз прошлого, который настойчиво влачится за ними.
Они просто наслаждаются моментом. Радуются тому, что обрели друг друга, возможно, на всю жизнь.
Что же делаю я? Вру. Прежде всего — себе.
Обманываю саму себя и окружающих, натягивая фальшивую улыбку, которая должна свидетельствовать о том, что я такая же окрыленная любовью невеста, как и все те, что входят в двери зала бракосочетания. Словно я тоже жду того момента, когда жених станет моим законным мужем и вынесет меня на руках из загса.
Ведь всё совсем не так…
Я делаю это назло.
Думала, что назло Денису, его отцу, его желанию… Но на деле оказалось, что я делаю эти шаги к стойке регистрации назло себе. Сама себя загоняю в капкан, который через несколько минут сомкнется на моем горле, врезаясь острыми зубьями в кожу.
Я душу сама себя, придумывая идеальную жизнь с человеком, к которому не чувствую ровным счетом ничего. Да, он красив, хорош, богат и, наверное, испытывает ко мне не фальшивые эмоции, но при взгляде на него я чувствую пустоту.
Абсолютно ничего.
Это подобно просмотру рекламных афиш по пути на автобусную остановку: ярко, привлекательно, но нафиг не надо.
Мыслями я снова и снова возвращаюсь к тому идиоту, что разгромил клумбу близ загса так же, как несколько месяцев назад разгромил моё сердце.
И ненавижу.
Ненавижу себя за слабоволие и внезапное отсутствие хоть какой-то женской гордости, даже после всего, что он мне наговорил.
Мне бы собрать себя в кулак, как я делала всегда, когда жила с мамой, находясь в постоянной непримиримой борьбе с её пьянками и теми спутниками, что она за собой влекла.
Но я не могу.
Я разбита и разбросана на миллионы мелких частиц, что собрать воедино невозможно. Паззл уже не сложится, как его не лепи.
Любовь сделала меня слабой, ничтожной перед жизненным выбором. Заставила плыть по течению, хоть я и думаю, что делаю это вопреки чему-то.
Вопреки чему я выхожу сейчас замуж? Вопреки своим же устоям?
Вопреки здравому смыслу? Этот вариант больше похож на правду.
Женщина за стойкой регистрации начинает свою торжественную речь, смысл которой я не улавливаю, утопая в сомнениях.
Бросаю беглый взгляд за плечо и встречаюсь взглядом с мамиными глазами, в которых виден только один вопрос: ты уверена?
— …прошу ответить вас, жених, — выводит меня из ступора обращение к Косте.
— Да, — отвечает тот, не задумавшись ни на секунду и искренно мне улыбается.
— Прошу ответить вас, невеста, — обращается ко мне женщина и шире натягивает профессиональную улыбку.
Повисает звенящая тишина. Снова бросаю взгляд на маму, которая бегло смотрит на дверь, ведущую из этого зала.
— Невеста? — чуть нервно спрашивает регистратор.
Отступаю. Полшага назад. Еще полшага.
— Прости, — произношу одними губами растерянному Косте и направляюсь к выходу из зала.
Сопровождаемая осуждающим шепотом гостей и даже оркестра, выхожу прочь. Букет невесты потерян на одной из ступенек, но мне уже плевать на все свадебные атрибуты.
Я хочу оказаться как можно дальше отсюда. Максимально далеко от созданной мной же фальши.
Подвернутую ранее на крыльце ногу жжет болью, но я продолжаю идти, все больше переходя на бег.
Врезаюсь в массивную тяжелую дверь дворца бракосочетания и выхожу на улицу в прохладу поздней осени.
Замираю.
Сердце раненой птицей бьется в груди, когда я вижу Дениса, всё еще стоящего у внедорожника близ разбитой бетонной клумбы. Он стоит ко мне спиной, не замечая моего присутствия, курит, опираясь локтями о капот авто.
Я вижу, как трясется его рука, которой он держит сигарету. Замечаю, как он запускает пальцы свободной руки себе в волосы и сжимает так, словно вот-вот вырвет клок.
Отхожу немного в сторону, опираюсь спиной о холодную стену и вынимаю из волос фату, заколка которой мне весь день царапает макушку. Отбрасываю ее в сторону и несколько долгих секунд смотрю в спину Дениса, который всё продолжает курить.
В одной тонкой рубашке на морозе. Балбес.
Я бежала не к нему. Нет. Я бежала от роковой ошибки, и все равно оказалась рядом с ним, но он этого не видит.
Мне и не надо. Значит, так оно и должно было случится.
Спускаюсь с крыльца по боковым ступенькам. Боль в щиколотке достигает такой силы, что мне с трудом удается наступать на раненую ногу, но я продолжаю свой путь подальше от этого места. Подальше от Кости, подальше от его родственников.
Подальше от Дениса.
Промозглый холодный ветер забирается под кожу, толкает в грудь, словно пытаясь вернуть меня к тому месту, от которого я бегу.
Плотнее укутываюсь в шубку, которая ничуть не греет. Кладу ладони на животик и стараюсь сдержать слезы освобождения.
— Всё хорошо, маленький. Всё хорошо.
Я будто сбросила тяжелый камень с шеи и теперь могу почти свободно идти, если не брать во внимание непрекращающуюся боль в ноге, из-за которой не могу оказаться подальше отсюда намного быстрее.
Внезапно земля уходит из-под ног, когда меня подхватывают сильные руки и прижимают к мужскому телу, цитрусовый аромат которого я узнаю из миллиона других.
— Отпусти меня! — бью его, куда приходится. — Отпусти!
Слезы неконтролируемым потоком увлажняют щеки. Мне не нужно на него смотреть, чтобы знать, что это он.
Мне не хочется на него смотреть, потому что я знаю, что могу увидеть в его глазах отражение своей боли.
