Если бы женщина вела себя как-то иначе, обозначила бы кокетство или сексуальный интерес, он давно бы уже остановил машину и дал волю зверю, желавшему самку. Но.
Беззащитная во сне, окруженная своей доверчивой невинностью, как коконом, она была неприкосновенна. Вот она рядом, только руку протянуть, а недоступная. Нельзя.
Целомудрие. Константин нашел, наконец, это слово, все думая, что же делает ее такой. Елена...
Светлые волосы выбились из прически, одна прядь прилипла к губам. Рука потянулась и застыла в миллиметре. Усилием воли отвел руку, сжал пальцы. Нельзя касаться.
Мужчина понял, что ходит по острию ножа.
Нужно было отстраниться, отойти, чтобы увидеть все издали.
А сейчас он вез женщину домой, оберегая ее сон.
***
Лене снилась мама, будто она маленькая, а мама молодая, и светло так кругом, из окошка свет, от мамы свет, она поет и гладит ее по руке, зовет, зовет...
- Елена Сергеевна... – наконец услышала она, выплывая из сна.
Взгляд сфокусировался на Белецком. Стало немного неудобно.
- Ой... Я заснула...
- Ну что вы, все нормально. Мы просто приехали, - сказал он отстраняясь.
- Да? – она выпрямилась, оглядываясь, пригладила волосы, - Действительно... Спасибо вам большое, Константин Олегович. Я сейчас выйду.
Елена стала приводить в порядок волосы, чтобы выйти, а он вдруг понял, что сейчас она уйдет.
- Подождите, я провожу вас.
Она обернулась к нему и, чуть приподняв брови, повторила:
- Спасибо.
Как давно Константин Белецкий не чувствовал себя мужчиной по-настоящему, не испытывал этого непонятного внутреннего трепета рядом с женщиной. Они превратились для него в какую-то однообразную массу, которая использовалась по мере надобности и потом отбрасывалась. Сейчас все было иначе, он словно проснулся. Было немного неуютно в этом новом состоянии, не было уверенности, как себя вести, чего ждать.
Скрыв все чувства под маской бесстрастия, он обошел машину и помог Елене выбраться. Бросил взгляд в сторону своих людей, три машины остановились в отдалении. Никто из них не посмеет беспокоить хозяина без необходимости.
Достал чемодан из багажника, женщина пошла вперед, Белецкий следом. Довел до двери и остановился, ждал, пока Лена доставала ключи из сумочки, пока открывала дверь. Понимал, что надо уходить, но он почему-то медлил. И тут она обернулась.
Взглянула на него, смущенно улыбнулась:
- Спасибо вам еще раз.
- Не за что, Елена Сергеевна.
Белецкий едва заметно поклонился, по-прежнему продолжая стоять перед ней. А ей было как-то неудобно закрыть перед его носом дверь. Лена предложила:
- Давайте... я вас хотя бы чаем напою?
- Если можно, я бы предпочел чашечку кофе, - проговорил он.
- Тогда проходите.
Женщина пригласила его в дом, и он вошел, ощущая, как будто что-то исчерпанное, завершенное вдруг обрело новую жизнь и силу. Будто перевернулась какая-то страница, или песочные часы, а может, судьба.
***
Квартира, которую снимала Лена, была довольно большая для однокомнатной. Высокие потолки, арочные окна, винтажный налет на всем, она специально выбирала дом в старом районе города. Хоть за нее и приходилось платить аховые деньги, зато она напоминала родительскую. Ту, что пришлось оставить мачехе. Но Лена об этом не жалела, свобода дороже всего стоит, и если цена свободы была всего лишь квартира, она бы ее с удовольствием принесла. Но Кисельниковы умудрялись доставать ее и здесь.
Слава Богу, не так часто.
***
- Константин Олегович, вам какой, растворимый или в турке? - донесся до Белецкого голос Лены из кухни.
- В турке, пожалуйста.
Идти в кухню мужчина не рискнул. Слишком близко к ней. Прошел в комнату.
- Посидите пожалуйста, я быстро, - снова донеслось до него.
Присаживаться тоже не стал, он ходил по комнате, присматриваясь к деталям ее жилища. Детали больше всего могли рассказать о Елене, как о человеке. А ему хотелось знать о ней все.
Очень чисто, уютно и светло. но не по-женски, а как-то... Даже не так, во всем чувствовалась внимательная и добрая женская рука, но не было этих бесчисленных баночек и флакончиков, бессмысленных фигурок и рамочек. Красиво, и ничего лишнего.
Внимание привлекли книги, их было много, и все весьма ценные на вид. Сам Константин Белецкий, с его детством, проведенным в трущобах, всегда с благоговейным ужасом относился к книгам и к тем, кто все эти книги прочел. Хотя с возрастом он наверстал многое и улучшил свое образование, это чувство осталось.
Он подошел ближе, рассматривая корешки, потом перевел взгляд на стены. Их украшало несколько картин в старинных рамах.
- А ведь это подлинники, - подумалось ему.
Особенно поразила одна из картин, на холсте был букет роз, объятый пламенем. Внезапное предчувствие, словно укол в сердце, заставило его отступить. Он оглянулся на картину еще раз, теперь натюрморт уже не казался зловещим, так, яркое, необычное пятно на стене. Но осадок остался.
Вошла Елена, неся на маленьком подносе чашечку кофе, сахарницу и молочничек.
- Я не знала, как вы любите, вот принесла все сразу, - проговорила женщина, чуть нахмурив брови от усердия.
А у него душа затрепетала, потянулась к ней и застыла. Как он любит?! Господи милосердный, лучше не знать ей, как он любит... Но тут он себя обманывал, потому что именно того и хотел, показать, что и как любит.
- Просто я пью без сахара, - продолжала женщина. - Вы присаживайтесь пожалуйста.
И показала ему жестом на диван.
Нельзя на диван. Если он присядет, то уже сегодня не уйдет.
- Спасибо, - он взял чашечку, - Я спешу.
- Ой... Простите, что же это я... И так отняла у вас столько времени, - женщина виновато улыбнулась.
Он искал в ней двусмысленности, намека. Намека на внутреннюю, скрытую душевную грязь и не находил. Хотя искал с пристрастием. Уж он-то умел разбираться в людях, иначе не дожил бы до своих лет.
Женщина действительно было такой, как казалась, и это заставляло Белецкого вглядываться в нее еще пристальнее, замирая от предвкушения и предчувствия.
Он осознал также, что не вызывает у нее никаких чувств. Пока. И что быть ему мальчишкой влюбленным и прятать свой интерес еще долго, потому что с такой, как она, нельзя торопиться.
Размышляя обо всем этом, мужчина отпивал горячий горький кофе маленькими глоточками, хотя сам любил сладкий, но узнать вкусы человека, которого собираешься сделать своим, значит приблизиться на один шаг.
