– Да плевать я хотел, что обо мне подумают Пикли и его дочурка. Тем более Кэтрин не такой уж ангел, как вам могло показаться со стороны. Вы знаете, что она мне изменила, даже не дождавшись дня нашей помолвки?!
Малеста улыбнулась.
– Забавно. У вас, должно быть, такое впервые. Готова поспорить, девушки мечтают обручиться с вами и, едва вас завидя, ни на кого больше не смотрят.
– Именно так всегда и было. И именно по этой причине ни одна из тех девиц мне не запомнилась. Они все просты, как пятипенсовая монета, их волнуют лишь банты, чулки и детишки в колыбелях. Через год брака они перестают ухаживать за собой, через два – по неделе носят одно и то же платье, а через три – начинают полнеть так, что останавливаются лишь, заработав какую-нибудь болячку. Мужья им больше не интересны, они мужьям – тоже. Каждый начинает жить своей жизнью, и только, выходя в свет, они продолжают притворяться на публике, что у них всё хорошо.
– Таких браков больше половины. И в большей части той половины женщина и мужчина вообще никогда не любили друг друга, даже в тот момент, когда стояли перед алтарём.
– У вас было так же?
– Простите?
– С моим отцом. Было так же? Вы ведь не любили его, когда выходили замуж. Тогда зачем согласились? Чего вам в жизни не хватало? Денег?
– Ваше счастье, что ваш отец вас не слышит. Иначе к одной разбитой скуле прибавилась бы вторая.
– К кулаку отца я привык. Кулак Генри заслужил. Если и вы тем же меня одарите, то противиться не буду. Но чтобы вы знали... В моих намерениях не было вас обидеть. Я просто хотел поболтать. Лицо болит, спать не хочу, есть и пить не могу... Что ещё делать?
– С темой для болтовни не угадали.
– Вы правы. Но мне надоели все эти красивые речи, штампованные высказывания. Хотелось действительно поговорить по душам. Ни с одной женщиной я никогда на такое шёл. Но вы особенная... С вами можно.
– Можно меня оскорблять?
– Вот опять вы за старое. Да я просто хотел поговорить без прикрас и без увиливаний. Раньше я вас терпеть не мог, считал, что вы заняли в сердце отца место моей матери. Глупо, да? Она ведь к тому времени была уже мертва. Но я почему-то продолжал верить, что любовь в жизни бывает только раз, и что мой отец не имел права смотреть по сторонам, а должен был быть всегда верен только одной женщине. Какой же я был дурак! Когда узнал о вас, то сразу решил, что это вы во всём виноваты. Охмурили отца, околдовали, удумали получить богатство, роскошный дом и солидную фамилию. Логично, что я вас возненавидел. А потом и отца, и вообще всех в этом доме. Они ведь все остались здесь, а я вынужден был стать изгоем. Я во многих вещах ошибался. Но не ошибся в одном: вы его не любите. А раньше? Раньше любили?
Тишине, с какой Малеста, затаив дыхание, слушала Тима, обзавидовался бы любой уважающий себя актёр – хоть любительского театра, хоть входящий в состав труппы, играющей спектакли исключительно для королевской семьи. А всё потому, что что бы ни ставили на сцене, какие бы звёзды драмы и комедии там ни блистали, какая бы публика ни сидела, нет-нет кто-то да кашлянет ненароком или зашумит одеждами, меняя позу в кресле. В общем, кто-нибудь да вмешается ненароком в идеальный монолог актёра. И хотя все сделают вид, что ничего не слышали, осадок всё же останется.
– Снова молчите, – проворчал Тим. – Слова от вас не выбьешь. А ещё говорят, что женщины – натуры болтливые.
– Вы правы, – раздалось у Андервуда почти над ухом. Увлёкшись воспоминаниями, он и не заметил, как Малеста вернулась к дивану и тихо опустилась в кресло, стоявшее сбоку.
Тим дёрнулся.
– Не шевелитесь, – остановила его леди Андервуд. – А то не ровен час ещё себе вывих какой-нибудь заработаете. Сегодня не ваш день, поэтому лежите, пока лежится.
На последних словах Тим криво усмехнулся. А мачеха – мастерица тонких намеков. И как же он раньше не замечал за ней такого таланта? Вот так вот мимоходом и как бы невзначай напомнила, что отец настолько зол на Тима из-за его выходки, что, вернувшись в Девонсайд, даже оставаться в одном доме с ним не смог. Схватил ружьё и патроны, оседлал лошадь и рванул в лес спустить пар. Парой тетеревов, а может, и зайцев сегодня точно станет меньше.
– Вы правы насчёт моих чувств к вашему отцу. И вы так убедительно сейчас говорили, что я поняла, что нет смысла скрывать от вас что-либо. До Девонсайда у меня была съёмная квартира, которую я делила с подругой. Была какая-никакая работа. Много денег она не приносила – скорее много головной боли. Порой доходило и до физической, если уж кто из зрителей слишком буйный придёт, но такие случаи бывали крайне редки. Откладывать ничего не получалось: всё, что мне платили в театре, я тратила. Многие мужчины мной восхищались, многие ходили на спектакли только из-за меня, многие встречали у дверей в гримерку по вечерам, приглашали прогуляться с ними и отужинать, но чем-либо серьёзным их намерения никогда не заканчивались. Я несколько раз сильно обожглась, прежде чем поняла, в чём дело. Всем тем мужчинам нравилось моё хорошенькое лицо. Им было приятно, когда я шла с ними рядом. Они чувствовали себя этакими петухами и завидовали сами себе. Вот только с точки зрения брака моя красота ничего не стоила. Жениться те мужчины предпочитали на пусть и некрасивых, но с солидным приданым и из уважаемых семей, девушках, а ко мне приезжали с одной целью – развлечься. Не торопитесь их осуждать, а то я уже вижу по вашему лицу, как вы напряжены. Я их не осуждаю, и вам не следует, тем более что вы тоже вернулись в Девонсайд примерно с тем же намерением. В конце концов, если я была создана для того, чтобы мной восхищались, но не воспринимали серьёзно, значит, нужно с этим смириться и принять всё так, как оно есть.
Тим не выдержал.
– Терпеть унижения? Вы в своём уме?
– Разве это унижения? В наше время гораздо больше женщин терпят гораздо больше боли, чем то, через что прошла я. А сейчас многое уже осталось в прошлом. Сейчас я могу общаться с дамами и джентльменами из высшего света, в деньгах нужды нет, и у меня даже есть собственные слуги! Чего ещё желать? Ваш отец был первым человеком, кто сделал мне серьёзное и пристойное предложение. И я согласилась. Чувств у меня к нему не было, но я надеялась, что со временем они появятся. Но чуда не произошло.
– И это странно, – вдруг выпалил Тим.
– Что именно?
– Что отец решил жениться на вас только потому, что ему приглянулись ваше личико и фигура. Он никогда ничего не делает просто так, а уж если дело касается женщин...
Тим осёкся. Но Малеста закончила за него:
– Если дело касается женщин, то он ничем не лучше остальных мужчин? Также предпочитает отдыхать в их обществе и развлекаться, менять, как перчатки, ничего не обещая?
Тим сглотнул и сдавленным голосом произнёс:
– Так вы всё знаете...
Малеста вздохнула.
– Знаю ли я про его пассий? Конечно, знаю. Делаю вид, что не замечаю, но на самом деле не заметить это невозможно. Наверно, если бы я действительно любила вашего отца, я закатила бы ему такую взбучку! Но чувств нет – нет и скандалов. Идеальная семейная жизнь.
