Мел сидел у себя в кабинете на административном этаже. Он задумчиво барабанил по столу, где стояли телефоны, связывавшие его с различными службами аэропорта.
Взлётно-посадочная полоса три-ноль всё ещё была перекрыта самолётом «Аэрео-Мехикан». В результате положение создавалось критическое и приходилось задерживать всё большее число самолётов — как в воздухе, так и на земле. Возникала реальная угроза того, что в ближайшие два-три часа придётся закрыть аэропорт.
А пока самолёты продолжали взлетать над Медоувудом, этим осиным гнездом, что немало осложняло и без того сложную ситуацию. Все телефоны аэропорта и командно-диспетчерского пункта разрывались от звонков медоувудскнх жителей — тех, кто остался дома и горестно сетовал на свою участь. Но куда больше было тех (сообщили Мелу), кто находился сейчас на митинге протеста, и уже прошёл слух — об этом несколько минут назад передал руководитель полётов, — что вечером недовольные собираются устроить демонстрацию в аэропорту.
Здесь только не хватает демонстрантов, мрачно подумал Мел.
Правда, одно было утешительно: ЧП третьей категории можно было считать ликвидированным, поскольку военный самолёт КС-135 благополучно приземлился. Но когда одно ЧП кончается, никто не может поручиться за то, что тут же не возникнет другого. Мела не оставляло какое-то смутное беспокойство, предчувствие беды, посетившее его на поле час назад. И это ощущение, трудно определимое или объяснимое, не покидало его. Но было предостаточно и реальных причин, побуждавших его оставаться на работе.
Конечно, Синди, которая всё ещё ждёт его на этом своём благотворительном шабаше, поднимет дикий шум. Но она и так уже зла на него за то, что он задерживается, а если он и вовсе не приедет — что ж, побушует немного больше, только и всего. Так что, пожалуй, лучше выдержать первый натиск сейчас и дать Синди немного излить свою ярость. Бумажка с номером телефона, по которому можно её вызвать, всё ещё лежала у него в кармане. Он достал её и набрал номер.
Как и раньше, он прождал несколько минут, прежде чем Синди подошла к телефону, но, к его удивлению, никакого извержения вулкана не последовало, — вместо этого были холод и сухость. Она молча выслушала Мела, пытавшегося объяснить ей, почему он не может покинуть аэропорт. И когда ожидаемого взрыва не произошло, он вдруг начал запинаться и бормотать что-то нечленораздельное, малоубедительное даже для него самого. Он умолк.
Последовала пауза, затем Синди холодно спросила:
— Ты всё сказал?
— Да.
Голос у неё звучал так, точно она говорила с кем-то малознакомым и глубоко ей омерзительным:
— Я не удивляюсь, потому что и не ждала, что ты приедешь. Когда ты сказал, что скоро будешь, я не сомневалась, что ты врёшь, как всегда.
— Я вовсе не врал и не как всегда, — вспылил он. — Я ведь уже говорил сегодня, сколько раз я выезжал с тобой…
— Ты как будто заявил, что ты всё сказал.
Мел умолк. Какой смысл спорить?
— Я слушаю тебя, — устало произнёс он.
— Так вот, я пыталась сказать тебе, когда ты меня прервал — тоже, как всегда…
— Синди, ради всего святого!..
— …что, почувствовав враньё, я немного пораскинула мозгами. — Она помолчала. — Ты говоришь, что задерживаешься в аэропорту?
— По-моему, именно об этом и идёт у нас разговор…
— Надолго?
— До полуночи… а может быть, и на всю ночь.
— Тогда я к тебе приеду. Можешь не сомневаться. Нам надо поговорить.
— Послушай, Синди, ни к чему это. Не время сейчас и не место.
— Ничего, время вполне подходящее. А то, что я хочу тебе сказать, может быть сказано где угодно.
— Синди, ну, пожалуйста, будь благоразумна. Я согласен: нам многое надо обсудить, но…
Мел умолк, вдруг поняв, что говорит сам с собой. Синди уже повесила трубку.
Мел, в свою очередь, положил трубку на рычаг и какое-то время сидел молча, — в кабинете царила полная тишина. Затем, сам не зная почему, он снова снял трубку и во второй раз за этот вечер набрал свой домашний номер. Раньше к телефону подходила Роберта. На этот раз трубку сняла миссис Себастьяни, которая обычно сидела с детьми, когда родителей не было дома.
— Я просто хотел проверить, всё ли в порядке, — сказал Мел. — Девочки уже легли?
— Роберта легла, мистер Бейкерсфелд. А Либби собирается.
— А вы не позовёте Либби к телефону?
— М-м… разве что на минуту, если вы обещаете, что не будете долго разговаривать с ней.
— Обещаю.
Миссис Себастьяни, как всегда, ужасно педантична, подумал Мел. Она требует повиновения не только от детей, но и от всего семейства. Глядя на её тихого, как мышь, супруга, который появлялся иногда вместе с ней, Мел спрашивал себя, неужели эта пара способна испытывать супружеские страсти. Пожалуй, нет. Миссис Себастьяни никогда не допустила бы такого.
Он услышал шлёпанье ног Либби по полу.
— Папочка, — спросила Либби, — а наша кровь всё время бегает по телу без остановки — всегда, всегда?
Либби, как правило, задавала самые неожиданные вопросы. Она находила новые темы с такой же лёгкостью, с какой ребёнок находит рождественские подарки под ёлкой.
— Не всегда, деточка, ничто не бывает вечно. Кровь циркулирует в нас, пока мы живём. В твоём тельце кровь циркулирует уже семь лет — с тех пор как сердечко начало биться.
— А я чувствую своё сердечко, — сказала Либби. — Оно у меня в коленке.
Мел хотел было объяснить ей, что сердце находится не в коленке, хотел рассказать, что есть у человека пульс, артерии и вены, потом передумал. Ещё успеется. Пока человек чувствует, что у него бьётся сердце — где бы оно ни билось, — уже хорошо. Либби всегда инстинктивно тянулась к самому существенному — порой у него возникала мысль, что её маленькие ручонки достают звёзды истины с небес.
— Спокойной ночи, папочка.
— Спокойной ночи, моя радость.
Мел по-прежнему не понимал, зачем позвонил домой, но после этого звонка ему, несомненно, стало легче.
Что же до Синди, то, приняв решение, она обычно выполняла его и, следовательно, вполне могла нагрянуть в аэропорт. Впрочем, пожалуй, это и к лучшему. Перед ними стоит серьёзная дилемма: сохранять хрупкую скорлупку их брака ради детей или нет. И здесь они смогут поговорить наедине, вдали от ушей Роберты и Либби, которые и так уже слышали немало их ссор.
Собственно, сейчас никаких срочных дел у Мела не было, просто надо на всякий случай находиться на посту, вот и всё. Он вышел из своего кабинета на галерею и посмотрел вниз, в центральный зал, где по-прежнему бурлила толпа.
Пройдёт совсем немного лет, размышлял Мел, и аэровокзал придётся коренным образом перестраивать. Необходимо что-то придумать — и срочно, — чтобы изменить систему посадки в самолёт и высадки пассажиров. Когда люди по одному идут на посадку или покидают самолёт, это занимает много времени. Стоимость же пребывания на земле самолётов, строительство которых с каждым годом обходится всё дороже, — непрерывно возрастает. Поэтому и конструкторы, и те, кто составляет рейсы, стараются, чтобы машины больше летали, ибо это приносит доход, и меньше стояли на земле, ибо тут никакого дохода нет — одни расходы.
