После детей я начинаю вспоминать о жене, братьях, маме, о тех, кто уже ушел в мир иной, — об отце, бабушках и дедушках, о некоторых из моих друзей…
Я, получается, путешествую также и внутрь себя, внутрь своей души.
Сегодня утром из состояния мечтательной задумчивости меня выводит длинный и утомительный подъем по склону горы. Мне приходится активно помогать собакам: стоя одной ногой на полозьях саней, я с силой отталкиваюсь другой, помогая собакам тащить тяжело нагруженные сани вверх по склону. Иногда я вообще соскакиваю с саней и бегу позади них, а затем — через несколько десятков метров — снова запрыгиваю на сани, чтобы перевести дух. При таком ритме движения даже при сорока градусах мороза мне вскоре становится жарко. Даже слишком жарко. Именно в этом и заключается настоящая опасность холода, поскольку пот на теле и даже малейшая влага на одежде пропускают через себя холод так же хорошо, как сталь и вода проводят электричество. Поэтому я расстегиваю многочисленные застежки-молнии, которые имеются на всем, что я ношу. Моя одежда, сшитая на заказ компанией «Эгль», прекрасно выполняет свою функцию. Я могу регулировать температуру и делаю это так, чтобы уж лучше было немножко холодно, чем слишком тепло.
Завершив подъем на перевал, я предусмотрительно застегиваю все молнии, чтобы не позволить холоду впиться в меня когтями во время предстоящего длительного спуска.
Невольно возникает соблазн позволить собакам помчаться вниз по склону во всю прыть, однако это было бы большой ошибкой. Нагрузку на собак — как и температуру тела — следует контролировать. Не может быть и речи о том, чтобы перегреть их или позволить ритму их сердца стать слишком быстрым. Чрезмерное ускорение вызывает одышку, которая при сильном морозе может привести к обезвоживанию, а вот его-то как раз необходимо избегать. Во время остановок я имею привычку, лаская собак, захватывать в пригоршню кожу на их спине, а затем отпускать ее: степень эластичности кожи позволяет довольно точно определить, в порядке ли у собаки водный баланс. Если кожа, когда ее отпускаешь, не принимает сразу же исходную форму, это означает, что она слишком сухая. Еще один признак потери воды — суховатая слизистая оболочка. При обнаружении любого из этих признаков нужно срочно принять меры против обезвоживания.
Такому марафонцу, каким являюсь я, нужно грамотно распределять свои силы и средства и твердо придерживаться следующего простого правила: тот, кто хочет преодолеть значительное расстояние, должен уделять больше внимания животным, на которых он едет. При спуске на собачьей упряжке с горы я очень редко позволяю собакам бежать во весь опор, предпочитая ограничивать максимальную скорость их бега восемнадцатью километрами в час.
Впрочем, мне случалось позволять собакам мчаться с максимально возможной скоростью, если у них возникало желание это делать, при условии, что их не принуждает к этому скорость движения саней, скользящих вниз по склону, а также при условии, что температура достаточно низкая для того, чтобы не допустить их перегрева. И в самом деле, семьдесят пять процентов энергии, выделяемой при беге, уходит на выработку тепла. Данное явление, конечно же, имеет прямое отношение к терморегуляции. Сильная нагрузка, которая поддерживается в течение слишком долгого времени и которая не рассчитана на конкретные возможности некоторых собак, может привести к перегреву животного, который часто называют тепловым ударом.
При температуре сорок градусов мороза такой опасности не существует. Я не столкнусь с ней аж до марта, когда, по-видимому, уже вернусь туда, где климат не такой холодный.
* * *
К концу утра бледно-оранжевый диск солнца появляется из-за сосен, образующих своего рода зеленую бахрому на гребне горы, и немного нагревает ледяной воздух, обволакивающий нас с самого рассвета. Я выбираю хорошо освещенное солнцем место, чтобы сделать короткую остановку. Собаки это одобряют — все, кроме Дарка, который, конечно же, не может сдержаться и выражает свое недовольство.
— Дарк, замолчи!
На этот раз я, рассердившись, обламываю ветку березы и угрожаю отхлестать ею Дарка по морде. Он тут же это понимает, и его лай сменяется тихим недовольным рычанием. Однако я не позволяю ему даже рычать, потому что он мешает отдыхать другим собакам: восприняв его рычание как сигнал того, что пора снова тронуться в путь, они с недовольным видом встают.
— Дарк! Посмотри на меня… Замолчи!
Я ложусь на снег, наглядно показывая собакам, что они должны сделать то же самое. Дарк отказывается повторять за мной. Его примеру следует Квест: она, поерзав на снегу, но так и не сумев удобно улечься, предпочитает остаться на ногах и стоит неподвижно, наполовину прикрыв веки, будто дремлет.
Когда я через десять минут встаю, все собаки в едином порыве поднимаются, начинают лаять и натягивают свои постромки, желая немедленно отправиться в путь. Собственно говоря, мы так и поступаем, как только я принимаюсь высвобождать якорь. Собаки буквально вырывают его из снега, поскольку угол, под которым натянута веревка, позволяет им это сделать. Погонщику собачьей упряжки нужно быть готовым к сильному и резкому рывку, чтобы не потерять равновесия и не упасть. Когда одной рукой держишься за якорь, а другой — за рулевую дугу саней, устремляющихся вперед, словно стартующая ракета, удержать равновесие не так-то просто!
Я почти одновременно размещаю якорь в его гнезде и нажимаю ногой на тормоз, чтобы немного снизить скорость собак и заставить их бежать резвой рысью, но не галопом.
Мы мчимся километр за километром, двигаясь то в горку, то под горку. Нам то и дело приходится сильно напрягаться, совершая сложные маневры и вписываясь в крутые повороты.
Вскоре после полудня перед моим взором предстает длинная и широкая долина, на которой вдоль железнодорожного полотна тянется дорога. Она ведет к деревне, которая видна вдалеке благодаря столбам дыма, поднимающимся в абсолютно безоблачное небо.
Собаки, улавливая исходящие от этого поселения запахи и предчувствуя долгую остановку, начинают бежать быстрее. Я позволяю им это, потому что дорога прямая, без поворотов. Нам навстречу попадается грузовик, нагруженный бревнами. Его водитель дружески машет мне рукой, но я не успеваю ответить, потому что мы мчимся на большой скорости.
При совершении поворота направо погонщик собачьей упряжки переносит свой вес на левый полоз, чтобы сани не занесло в наружную сторону поворота
