Собак забавляет присутствие этих птиц, и, едва завидев их, они начинают бежать быстрее, наверняка теша себя надеждой, что рано или поздно застанут их врасплох. Однако фазаны, будучи осмотрительными и прыткими, взмывают в воздух задолго до того, как собаки подбегут к ним. Иногда мы видим мелькнувших где-то в стороне лис, которые питаются в основном фазанами. Я наталкиваюсь на множество рысьих следов, но увидеть хотя бы одну рысь мне не удается. Рысь вообще довольно скрытное животное. Она, как и все представители семейства кошачьих, ведет себя очень осторожно.
Собаки прогрессируют изо дня в день. Они быстро приучаются выбирать темп бега, который могут выдерживать в течение нескольких часов подряд. Бегут они ровно, размеренно, и в их действиях уже нет ни малейшей несогласованности, хотя некоторые из них находятся в более благоприятных условиях, чем другие.
Я с годами уже не настолько ловкий, каким был раньше, но мое тело все же нашло в себе энергию, требуемую для такого путешествия. С меня сошел жирок, мускулы укрепились, и я снова приобрел спортивную форму марафонца. Чтобы еще больше увеличить физическую нагрузку, связанную с ездой на собачьей упряжке, я довольно часто бегу позади саней, причем стараюсь с каждым разом бежать дольше и быстрее, постепенно повышая пределы своих физических возможностей. Правда, сегодня, при пятидесятиградусном морозе, я веду себя сдержанно. Позволять такому холодному воздуху стремительно врываться в рот, а затем в легкие крайне нежелательно. Как раз наоборот: нужно ограничивать свою физическую нагрузку и нагрузку собак, чтобы избежать обморожений. Я делаю это как само собой разумеющееся, особо не задумываясь, поскольку очень хорошо знаю этого старого друга — мороза.
Где-то к двум часам дня я начинаю искать глазами сухое дерево, возле которого можно было бы сделать остановку, развести костер пожарче и, расплавив в котелке снег, напоить собак, но тут замечаю дымок, поднимающийся над густым лесом. Узенькая тропка, отделяющаяся от дороги, по которой я еду, ведет к поляне. На этой поляне я замечаю хижину. Бюрка и Квест, конечно же, даже без каких-либо команд с моей стороны, сворачивают на эту узенькую тропу. Я позволяю им это сделать, заранее радуясь, что во время короткой остановки смогу избавиться от ледяной корочки, которая парализует лицо.
Собака, привязанная на веревке возле хижины, громким лаем предупреждает своего хозяина о нашем появлении — я вижу, как он настороженно смотрит наружу через единственное маленькое оконце своего жилища. Затем из хижины появляется мужчина лет сорока, из-за которого выглядывает подросток. Мужчина расплывается в широкой лучезарной улыбке.
Он уже слышал обо мне и о моем возможном появлении здесь, когда по радио сообщили об изменении маршрута путешествия, вызванном аномальной погодой, установившейся в начале этой зимы. Он надеялся, что я загляну к нему, хотя и не очень-то в это верил.
— Давай! Давай! Холодно! Чай пьете или водку, может быть? — говорит он мне по-русски.
Я отвечаю, используя свой словарный запас, насчитывающий около сотни недавно выученных русских слов, что мне не холодно, что я хочу разместить своих собак на нетронутом снегу (дабы они могли улечься на нем и отдохнуть) и что не отказался бы, если он наполнит мой термос водой, чтобы я мог напоить собак, а потом я с большим удовольствием зайду в его хижину и выпью там чего-нибудь горячего.
Он отправляет сына за водой и начинает с большим интересом рассматривать собак, спрашивая про каждую, как ее зовут и сколько ей лет. Узнав, откуда я еду и сколько километров покрываю в среднем за день, он восхищенно присвистывает.
Я уезжаю, а точнее решаюсь вырваться из приятного тепла хижины на мороз, лишь два часа спустя, поскольку Сергей (так зовут мужчину), изо всех сил напрягая воображение, приводит доводы один убедительнее другого, лишь бы уговорить меня провести ночь здесь, в его хижине, а не под открытым небом при таком морозе.
Когда я прощаюсь и горячо благодарю его, он покачивает головой, давая понять, что я человек хоть и симпатичный, но безнадежно чокнутый. Впрочем, я с ним охотно соглашаюсь.
После отъезда мне в голову приходят следующие мысли: затевая различные экспедиции, я провел в Сибири в общей сложности более трех лет, проехал около двадцати тысяч километров и познакомился со множеством людей, но никогда и нигде — ни одного раза! — не бывало так, чтобы передо мной, незнакомым человеком, не распахивали дверь и не предлагали еду и ночлег. Поэтому сегодня, завидев эту хижину, я даже не задался вопросом, пригласят меня в нее зайти или нет. Какой пример хорошего тона для французов, чья страна считается одной из самых негостеприимных в мире! Я, изрядно попутешествовав по свету, подтверждаю обоснованность этой репутации.
Один канадец, объехавший Францию на велосипеде, как-то рассказывал о своих впечатлениях от этого путешествия в эфире национального радио. Шел проливной дождь, когда с наступлением темноты он наконец приехал в маленькую деревушку в Нормандии. Он видит дом, в котором горит свет. На крыльце сидит мужчина и с рассеянным видом курит. Дрожа от холода, канадец приближается к нему: «Добрый день, мсье. Я канадец, путешествую по вашей стране на велосипеде. Не подскажете, где бы я мог укрыться от дождя?» Дождь льет как из ведра. Мужчина на пару секунд задумывается и отвечает: «Вам повезло. Смотрите, вон там, прямо перед нами, крытая автобусная остановка. Там вы можете спрятаться». Он желает канадцу доброго вечера и, поднявшись со стула, заходит в дом…
Нет смысла говорить, что для канадца нечто подобное является немыслимым! Возможно, он не дошел бы до того (как это сделал бы сибиряк), чтобы предложить незнакомому путешественнику приют в своем доме, но уж точно не поступил бы так, как поступил этот человек, который, и я в этом уверен, полагал, что помогает путешественнику, указывая ему на такого рода «убежище»…
Я искренне люблю Россию. Путешествовать по стране, в которой тебе везде рады и где каждая изба является потенциальным пристанищем, — это нечто удивительное, и во время своего путешествия я каждый день имею возможность насладиться этим. Данным заявлением я хотел бы поблагодарить — искренне и от всего сердца! — всех тех россиян, у которых я провел ночь или несколько ночей и которые меня кормили, поили и вообще оказывали мне всяческое содействие.
Я надеюсь, что тоже доставил им хоть немного радости. «Ты помнишь, Николай, француза с собаками, который останавливался у нас?» Я везде изо всех сил старался вести себя так, чтобы воспоминания обо мне были приятными.
9
30 декабря, 48 °C ниже нуля
