Поскольку поблизости нет никаких признаков цивилизации — ни хижин, ни хозяйственных построек, — я прихожу к выводу, что в понимании моих четвероногих спутников эта арка, находящаяся в конце подъема, сама по себе символизирует конец очередного этапа путешествия и, возможно, является подходящим объектом для того, чтобы сделать возле него привал. Собаки довольно долго бегут медленно, не решаясь ни ускориться, ни остановиться. «Ну так что, хозяин, останавливаемся?» Я отвечаю согласием, надавливая на тормоз. С высоты этого перевала открывается великолепный панорамный вид. До самого горизонта тянутся покрытые деревьями холмы, освещаемые лучами клонящегося к закату солнца. В этих лучах снег приобретает сиреневые оттенки. Вдали я замечаю огромное свободное пространство — что-то вроде длинной и широкой заболоченной равнины, по которой течет река. Далекодалеко движется черная точка. Это, должно быть, лось: я видел на подъеме много лосиных следов. То, что в начале зимы выпало мало снега, для лосей является подарком судьбы. Лось весит до семисот килограммов, и идти по глубокому снегу ему трудно, пусть даже в течение всей зимы он, перемещаясь с одного места кормежки на другое, использует одни и те же тропы. Волки, чтобы одолеть это мощное рогатое животное, сначала пытаются заставить его сойти с этих троп и пойти по глубокому снегу, а затем уже нападают. Лось, осознавая, что в глубоком снегу он будет обречен, очень редко попадается в подобную ловушку, однако волки отличаются терпеливостью и настойчивостью. Они неотступно следуют за лосем, держа его в напряжении, и пытаются использовать особенности местности и ошибки самого лося для того, чтобы согнать его с утоптанных тропинок. Подвергшись преследованию со стороны волков, это животное в большинстве случаев предпочитает повернуться к ним передом и броситься в атаку, пытаясь ударить по голове одного из наседающих на него хищников.
В подобной ситуации хищники вынуждены временно отступить или даже отказаться от своей затеи. Встреча едущего на собачьей упряжке человека с лосем может закончиться трагически. Увидев, что к нему приближается собачья упряжка, лось в целях самозащиты бросается в атаку на собак, которых принимает за стаю волков. Повреждения у собак при этом могут оказаться значительными, поскольку, будучи привязанными постромками к потягу, они не могут ни убежать, ни толком уклониться от ударов. Поэтому я предпочитаю увидеть лося где-нибудь вдалеке, а не на тропе, по которой мы движемся…
Наша остановка довольно короткая, и мы снова отправляемся в путь, потому что на перевале дует ветер, от которого холод становится весьма ощутимым. Я позволяю собакам стремительно мчаться по простирающемуся перед нами замечательному равномерному спуску и лишь слегка надавливаю на тормоз, чтобы они не переусердствовали. Местность вокруг красивая. Мы пересекаем зону с густой лесной порослью, где, судя по следам на снегу, обитает несметное множество зайцев. Затем я различаю далеко впереди собаку, которая, сидя посреди тропы, смотрит, как мы приближаемся. Мои собаки, загоревшись любопытством, тут же ускоряют бег.
Но это, оказывается, не собака, а крупная рысь. Я замечаю это сразу же, как только она встает и делает шаг-другой в нашу сторону — как будто хочет нас получше рассмотреть. Рысь темно-рыжая. Великолепный самец в расцвете сил. Собаки мчатся во всю прыть, быстро сокращая расстояние, которое отделяет нас от этой громадной кошки. Когда она наконец отпрыгивает в сторону (делает, словно на пружине, один огромный прыжок), мы находимся от нее на расстоянии не более десяти метров.
Рысь исчезает, ловко двигаясь по снежному покрову. С мохнатыми лапами в форме снегоступов она может очень быстро перемещаться по глубокому снегу, не утопая в нем. Эта представительница семейства кошачьих не бежит по снегу, а прямо-таки летит над ним, едва касаясь его лапами и оставляя после себя белое облачко снежной пыли, которое тянется за ней, как шлейф. Я не нахожу объяснения, почему рысь так долго выжидала, прежде чем броситься наутек. Может, она была ослеплена ярким солнцем, которое клонилось к горизонту позади нас, поэтому увидела сани в самый последний момент?
Я замечаю группу сухих, но еще не повалившихся сосен, и решаю разбить возле них лагерь. Остановив упряжку, я поспешно развожу костер, потому что после того, как солнце исчезло за лесом, холод снова усилился. На горизонте по-прежнему ни облачка. Небо — равномерного металлического цвета. Оно быстро темнеет. На нем уже начинают появляться звезды. Словно в ответ на тявканье охотящейся лисицы, откуда-то издалека доносится вой волка. Я укладываю собак на толстую подстилку из еловых ветвей.
* * *
На следующий день мороз становится еще более колючим, что отнюдь не мешает нам мчаться по этой замечательной тропе. К сожалению, она вскоре соединяется с дорогой, по которой вывозят заготовленные лесоматериалы. Колеса грузовиков оставили на ней множество глубоких следов, а потому движемся мы как попало и с трудом. Кали и Казан, по своему обыкновению, бегут немного в хаотичной манере, резко смещаясь то вправо, то влево, как будто желая свернуть в сторону с этой отвратительной дороги.
— Казан! Кали! Перестаньте шарахаться туда-сюда!
Мои слова ничего не меняют, потому что Казан и Кали не понимают, в чем я их упрекаю. Это очень скоро становится понятным, потому что, как только я прикрикиваю на собак, они начинают сильнее тянуть свои постромки, вообразив, по-видимому, что я критикую их за то, что они с недостаточной силой тянут вперед сани. Но нет, тянут-то они очень хорошо. Как же им объяснить, в чем заключается их вина?
А вот Дарк и Вольф справляются с неровностями дороги так, будто проблем не существует. Они оба похожи на эдаких полноприводных четырехколесных внедорожников. Бегущие во главе упряжки Мивук и Бюрка, почувствовавшие себя более свободно после того, как я удлинил веревочку, соединяющую их ошейники, оспаривают друг у друга право решать, по какому именно пути будет мчаться упряжка. Колеса больших грузовиков, на которых китайцы перевозят лес зимой, продавили две широкие канавы, отделенные друг от друга чем-то вроде округлой выпуклости, которая покрыта тонким слоем свежевыпавшего снега и через которую собаки могут без труда перепрыгнуть. Не важно, по какой канаве поедут сани, по левой или по правой, но необходимо выбрать что-то одно и придерживаться этого решения. Мы не можем двигаться одновременно по обеим канавам. Когда мы движемся по правой канаве, Мивук вдруг резко перепрыгивает в левую, причем делает это так неожиданно, что у Бюрки не хватает ни времени, ни сил на то, чтобы этому воспротивиться. Мивук своим поступком попросту застал ее врасплох. Она вроде бы смиряется с этим, но затем неожиданно поступает точно таким же образом, как и Мивук, и, не оставляя ему другого выбора, тянет его за собой в правую канаву. Мивуку волей-неволей приходится подчиниться, но он то и дело дергается влево, пытаясь вернуться в «свою» канаву и заставить Бюрку последовать за ним. Однако Бюрка сопротивляется, и Мивук прекращает свои неуклюжие попытки, осознавая, что, чтобы добиться своего, ему нужно снова захватить Бюрку врасплох. Именно так он и поступает пятью минутами позже, когда Бюрка ослабляет бдительность и когда попадается подходящее место для маневра: расстояние между канавами становится меньшим, чем оно было раньше…
