Я усмехаюсь. Они просто балуются или же начали друг с другом маленькую войну? Эти два партнера, прекрасно дополняя друг друга, пока еще даже не пытались соперничать. Почему же сейчас они оспаривают право выбора канавы, как это сделали бы двое мальчишек по поводу какой-нибудь безделушки? Из спеси?
Этот цирк длится довольно долго. Я позволяю это делать, забавляясь наблюдением за их маневрами и с большим любопытством ожидая, чем же все закончится. При каждой смене канавы остальные собаки безропотно следуют за Мивуком и Бюркой, легко перескакивая из одной канавы в другую. Применительно к саням это не так просто, но вполне осуществимо. Мне приходится дергать за рулевую дугу и использовать свой вес для того, чтобы не позволить саням перевернуться.
После того как мы целых десять раз меняем канавы, я — поскольку никто из двух соперников не собирается уступать — принимаю решение вмешаться.
— Перестань, Бюрка! Мивук, хватит этого цирка!
Мой тон однозначно показывает, что я не одобряю их действия, однако ни одна из собак не обращает на это никакого внимания.
Что же делать? Я, получается, столкнулся с интересной дилеммой! Чтобы их соперничество прекратилось, я должен выбрать какую-то одну канаву и заставить собак бежать по ней. Нет вроде бы ничего проще, но какую канаву мне следует выбрать? Ту, которая тянется справа и которой отдает предпочтение Бюрка, или ту, которая проходит слева и на которую тянет упряжку Мивук? Принять решение в пользу одного из них в ущерб другому, тогда как виноваты они оба?
Не присутствую ли я сейчас при своего рода примитивной пародии на действия наших политиков, которые — как из правого, так и из левого политического лагеря — систематически осуждают действия друг друга, причем независимо от того, согласны они в душе с этими действиями или нет?
Из двух политиков все-таки можно выбрать того, кто является «меньшим злом», а вот в том, что касается моих собак, не может быть и речи о том, чтобы отдать предпочтение кому-то одному, тем более что обе канавы различаются только своим расположением: одна находится справа, а другая — слева!
Данное затруднение дает мне повод сделать привал. Я останавливаю собак, заставив их свернуть с дороги в сторону, и устраиваю им небольшую передышку, которой пользуюсь для того, чтобы проверить состояние их лап и раздать «закуски». Когда мы снова отправляемся в путь, я становлюсь перед Мивуком и Бюркой и веду Бюрку за ошейник к правой канаве, которая попросту находится ближе к тому месту, где мы делали привал. Это вообще-то та канава, которой отдавала предпочтение Бюрка, однако я надеюсь, что и Мивук, и Бюрка о своем недавнем соперничестве уже забыли. Как бы там ни было, это теперь канава, которой отдаю предпочтение я, и я намереваюсь заставить их это понять. Мивук, который уже тянет влево, дает мне желанный повод для того, чтобы это сделать.
— Нет! Нет! Все, цирк закончился. Вы поняли? И тебя, Бюрка, это тоже касается!
Они выгибают хребет. Я так резко повысил голос, что остальные собаки даже и не шевелятся. Все они искоса — и немного жалобно — поглядывают на меня, задаваясь вопросом, какая это муха меня укусила.
Мы снова продолжаем наш путь.
— Повнимательнее, Бюрка! Повнимательнее, Мивук!
Эти двое натягивают свои постромки и устремляются по прямой линии вперед. Я их хвалю, и все возвращается на свои места. Порядок восстановлен. Лишь один разок Мивук, словно проверяя меня или же пытаясь выяснить, правильно ли он все понял, потихоньку сворачивает в сторону левой канавы, однако тут же прозвучавшее «Нет!» заставляет его повернуть обратно. Больше он таких попыток делать не будет.
— Хорошо, собачки!
Снова почувствовав уверенность в себе и радуясь тому, что мир и согласие восстановлены, мои собаки с еще бóльшим рвением устремляются вперед.
15
18 января, Китай, автономный район Внутренняя Монголия, 39 °C ниже нуля
В течение четырех дней мы движемся от деревни к деревне по узким заснеженным дорогам, на которых лишь изредка встречаются автомобили. Узнав непонятно каким образом о том, что я буду проезжать неподалеку от их дома, некоторые местные жители выходят нам навстречу и просят меня сфотографироваться с ними. Я охотно соглашаюсь, тем более что жители этих маленьких населенных пунктов очень любезны и всячески стараются мне чем-нибудь помочь.
На смену довольно сильному холоду приходит относительное «потепление», во время которого столбик термометра поднимается до уровня тридцати градусов мороза. Небо по-прежнему абсолютно чистое, и лишь на рассвете да с наступлением сумерек на нем появляется что-то вроде прозрачной дымки, тянущейся иногда довольно длинными полосами и предвещающей изменение погоды, которое все никак не происходит…
Мы движемся быстро, преодолевая где-то по сотне километров в день по заснеженным дорогам, слой снега на которых постепенно уменьшается. Что вскоре останется от этого слоя, который становится все более и более тонким по мере того, как мы движемся на запад?
Сто километров до деревни, от которой я должен буду ехать по замерзшей реке Туюнь, мне приходится преодолевать не на санях, а на карте. На дороге в некоторых местах вообще нет снега. Вечером жители этой деревни сообщают нам, что никто из них не помнит, чтобы снега зимой выпадало так мало. Глядя вокруг, трудно им не поверить. За несколько прошедших десятков лет эта зима, наверное, самая неподходящая для проведения такой экспедиции, какую затеял я!
Река Туюнь частично покрылась льдом, но вместе с тем и очень тонкой пленкой снега, под которой скрывается скользкий лед. На такой поверхности собаки очень легко поскальзываются и могут пораниться. После недавнего забавного и одновременно удивительного инцидента, происшедшего между Мивуком и Бюркой на колее, Мивук снова стал лидером упряжки. Я позволяю ему это, весьма удивляясь его разумным и удачным инициативам, и вмешиваюсь только в том случае, если замечаю опасные зоны, а также многочисленные зоны со снежной слякотью. Река замерзла крайне неравномерно, и нам лишь изредка удается двигаться по прямой линии несколько километров подряд — так, как это обычно происходит на нормально замерзших реках. Как и все прочие водные артерии, по которым мы двигались, эта река плохо замерзла из-за того, что начало зимы было слишком теплым, и вот теперь мы сталкиваемся с последствиями этой аномалии.
На одном из неблагоприятных участков торосов Бюрка поскальзывается, взвизгивает от боли и начинает хромать. Я немедленно останавливаю упряжку, ставлю Квест рядом с Мивуком и размещаю Бюрку в специальном месте в задней части саней. Это уютное местечко на санях я называю медпунктом. Бюрка, кстати, охотно позволяет усадить себя на сани, потому что прекрасно понимает, что бежать пока не может. Я долго массирую ей пострадавшее место, используя восстановительный бальзам «Альживаль», а затем мы снова отправляемся в путь.
По первой команде, которую я даю, Бюрка вздрагивает, как будто эта команда касается и ее. Мне приходится успокаивающе погладить ее одной рукой по хребту, крепко держась другой рукой за рулевую дугу саней.
