— А теперь, собачки, вперед!
Собаки с энтузиазмом начинают тянуть свои постромки. Им, как и мне, остановка пошла на пользу, и теперь они, отдохнув и набравшись сил, хотят только одного — мчаться вперед. Именно это мы и делаем на протяжении добрых двух десятков километров, двигаясь по утоптанной тропе, проложенной лесорубами, и избегая благодаря этому опасных зон на реке. В конце концов эта дорога подходит к скоплению островов и разделяется на несколько тропинок, а потому нам опять приходится то и дело замедлять скорость движения, чтобы решить, по какой из них двигаться дальше. Так продолжается до наступления темноты.
По мере того как мы приближается к монгольской границе, местность постепенно меняется. Более-менее редкий лес уступает место лесам очень густым — таким, через какие мы уже проезжали раньше. Там и сям видны заросшие травой обширные пологие холмы, которые постепенно выравниваются и в конце концов полностью исчезают, уступая место плоской равнине. Река, по льду которой мы движемся, петляет посреди этого моря чахлых деревьев, кустов и травы. Ален и Фабьен проложили здесь тропу на мотосанях, и я отклоняюсь от нее только тогда, когда необходимо обогнуть зоны голого льда или же проехать по маленьким рукавам, чтобы срезать очередной большой крюк, который умудрились сделать мои друзья. Каждый вечер в семь часов я связываюсь по телефону с Фабьеном и он сообщает мне сведения первостепенной важности. И в самом деле, в условиях отсутствия точных данных и невозможности пользоваться электронными картами в устройствах GPS на территории Китая только он может снабдить меня информацией о местоположении тех или иных деревень либо о потенциально опасных местах. Он сообщает мне, что китайские санитарные службы решили устроить для нас проверку собак длительностью сорок восемь часов, прежде чем мы получим разрешение пересечь границу. Эту информацию подтверждает и Пьер, которому я тут же звоню.
— Нужно попробовать их переубедить. У меня нет возможности прибыть туда за два дня до установленной даты. Это означало бы преодолевать по сто пятьдесят километров в день несколько суток подряд, а на этой реке такое попросту невозможно!
— Я подумаю, что еще можно предпринять, но мы и так уже сильно настаивали, а они уперлись — и всё тут.
Моим коллегам вряд ли удастся убедить китайцев изменить свое решение, но зато они принимают мое предложение. Они согласны приехать на встречу со мной в ближайшую деревню, местоположение которой Пьеру, однако, необходимо уточнить, потому что моя карта не самая точная. Встреча назначается на вторую половину дня послезавтра. Посредническое агентство, с которым взаимодействует Пьер, настаивает на том, что нам нужно в обязательном порядке пройти заявленную санитарными службами проверку, в противном случае нам не разрешат пересечь границу. Не желая подвергать себя опасности повторения эпизода, имевшего место в Амурзете, я решаю отправиться в путь очень рано утром, чтобы преодолеть за день самое большое расстояние за все время этого путешествия. По правде говоря, меня приводит в бешенство подобный каприз китайских властей. Если бы мы узнали об этом раньше, то могли бы организовать все заранее и не пытались бы сейчас встретиться в какой-то деревне, местоположение которой мне не известно и в которую я, возможно, не сумею добраться вовремя. Чтобы еще больше расстроить мои планы, река — увеличивающаяся по мере того, как в нее впадают многочисленные ручейки и речушки, — все чаще и чаще оказывается покрытой торосами, а потому я продвигаюсь на собачьей упряжке не очень быстро. Состояние Бюрки улучшается, но я еще не заставляю ее тянуть сани, потому что предпочитаю, чтобы она поправилась полностью. Мне не хочется рисковать, и я не спешу возвращать ее в упряжку.
Рощицы и перелески встречаются все реже и реже, уступая место своего рода более хилой растительности, состоящей из ольх, часто окруженными камышами. Золотистая кора этих деревьев переливается в косых лучах солнца тысячью огоньков. Почти сразу же у берегов реки начинается степь, которая тянется до самого горизонта. Глядя вдаль на бескрайнее пространство этого травяного моря, которое покрывают лишь несколько сантиметров снега, осознаешь, что Земля и в самом деле круглая. Я приближаюсь к Монголии.
На реке торосы состоят из не очень больших глыб, а потому ехать на собачьей упряжке вполне сносно, хотя это явно не доставляет мне удовольствия и требует особой ловкости и дополнительных физических усилий. Мне то и дело приходится выравнивать сани и не позволять им перевернуться, так что через несколько часов я чувствую себя сильно уставшим. У меня болят плечи и связки во всех мускулах. Бюрка покачивается то влево, то вправо, и ей, судя по выражению глаз, не терпится побыстрее покинуть неудобные сани… Мне это вполне понятно.
— Мужайся, красавица моя, мужайся!
При каждом повороте реки и возле каждого места впадения в реку какого-нибудь ручья я молю Бога о том, чтобы торосы исчезли и замерзшая поверхность реки снова стала ровной, однако ситуация со льдом, наоборот, все время ухудшается. Когда я в середине дня делаю остановку, то чувствую себя вконец измученным. Собаки тоже проявляют признаки усталости, даже Дарк — и тот молча укладывается на снег! Поэтому я устраиваю нам отдых в течение целого часа. Я ложусь на сани, чтобы отдохнули мои измученные мышцы.
Когда мы снова отправляемся в путь, я чувствую себя ничуть не лучше, чем час назад. При движении по этому ледяному хаосу создается впечатление, что я пересекаю минное поле. Тем не менее у нас нет другого выхода: на берегах покрытая травой земля усыпана камнями, которые, поскольку снега очень мало, видно издалека. Такие камни делают движение на собачьей упряжке по степи попросту нереальным. Выпадет ли нам возможность, еще до того как закончится это длинное путешествие, встретить реку, лед на которой был бы настолько ровным, чтобы по нему можно было двигаться без затруднений? Я начинаю в этом сомневаться.
Тремя часами позднее я представляю собой не более чем зомби, не способного удержать сани, когда они накреняются уж слишком сильно. Я снова поставил Бюрку во главе упряжки, потому что вероятность того, что она поранится, оставаясь в санях, становится выше вероятности того, что она снова начнет чувствовать боль, если станет тянуть вместе с остальными собаками повозку. Она уже больше не хромает, но полностью уступает инициативу Мивуку и подчиняется ему, ограничиваясь тем, что настороженно наблюдает за всеми его действиями в качестве головной собаки.
Мое устройство GPS, включенное еще утром, показывает на счетчике, что за сегодняшний день мы преодолели девяносто семь километров, когда я решаю остановиться и заночевать неподалеку от небольшого поселения, в котором живут скотоводы, разводящие коров. Их стада мы встречали несколько раз, двигаясь по реке. Разместив собак на ночлег, я направляюсь в это поселение, чтобы купить немного дров, в которых очень нуждаюсь, и развести костер. Я расплавлю в котелке снег, чтобы получить воду, и приготовлю еду. В этой бескрайней степи я видел по дороге только одно дерево. Я брожу в течение некоторого времени по улочке, образуемой несколькими домами, окруженными хозяйственными постройками, и наконец натыкаюсь на парня, который отводит меня к женщине, являющейся, по-видимому, владелицей небольшой кучки дров. Я показываю пальцем на эти дрова, чтобы объяснить, что мне нужно. Мы договариваемся, что я покупаю их за сумму, равную пяти евро! То, что встречается редко, стоит дорого…
