— Все в порядке, моя Бюрка! Все в порядке! Мы это уладим!
Собака прижимается к моей груди. Ее голова наклонена в сторону, а это значит, что она, Бюрка, нуждается в том, чтобы ее подбодрили и приласкали. Мне понятна ее тревога. Оказавшись во главе этого «судна без руля», она накопила в себе стресс, снять который можно только продолжительными ласками. Я с удовольствием начинаю ее гладить.
Впрочем, не знаю, кому из нас двоих эти ласки больше идут на пользу!
18
Мои собаки, если судить по скорости, с которой они бегут, пребывают в хорошем состоянии. Даже очень хорошем. А вот состояние реки — отвратительное. Непроходимые участки встречаются все чаще. Уже стали попадаться и довольно многочисленные незамерзшие места — открытая вода. Мы вторгаемся в зону мелководья. Лед изгибается над неровной поверхностью дна, контуры которого он повторяет, разламываясь на валунах и пропуская через эти разломы незамерзшую воду. В нем полно «ловушек», между которыми приходится петлять. Когда на льду имеется немного снега, он зачастую смешан с песком, землей и мелкой галькой, принесенными сюда ветром. Они скользят по льду, пока не застревают в снегу, скапливающемся возле берегов. Мы, получается, теперь уже полностью лишены благоприятных участков, на которых можно было немного расслабиться, двигаясь не по предательски скользкому льду, а по снегу. Находить подходящую дорогу становится чрезвычайно трудно, и обе мои головные собаки — Мивук и Бюрка — могут рехнуться, получая от меня команды, в которых последующая то и дело отменяет предыдущую.
Позади крутого поворота русла реки я замечаю (к сожалению, слишком поздно!), что лед начинает идти под уклон и что в конце этого уклона виднеется широченная зияющая трещина.
— Йа-а-а-а-а-а-а-ап!
Но уже слишком поздно… Собакам не хватает времени и, самое главное, места для того, чтобы резко повернуть в сторону и не позволить саням начать двигаться вниз по уклону. Сани быстро скользят в сторону трещины, и я не могу их затормозить. Со скоростью, с которой мы движемся, мы, наверное, могли бы перескочить через эту трещину, но один полоз сильно ударяется о ее край, сани переворачиваются, и меня выбрасывает из них. Я падаю в нескольких метрах впереди. Весь мой вес при этом приходится на локоть и плечо, раскалывая лед с глухим треском. Сани застревают в трещине, в результате чего Дарк и Вольф начинают балансировать на самом ее краю. Они хрипят от страха, чувствуя себя беспомощными, поскольку не могут самостоятельно выбраться из этого затруднительного положения. Я с трудом приподнимаюсь, держась за локоть и чувствуя, как по руке течет теплая кровь. Перепугавшись, я засучиваю рукав куртки и выясняю, что это всего лишь легкая рана, на которую даже не придется накладывать швы. Однако сгибание и разгибание руки в локтевом суставе причиняет сильную боль, а потому я с огромным трудом умудряюсь вытащить из трещины сани, тем самым давая Дарку и Вольфу возможность отойти в сторону от края трещины.
— Мне осточертела эта река! Осточертела!
Собаки с удрученным видом опускают головы, полагая, что я злюсь на них, и мне приходится смягчить свой тон, чтобы их успокоить:
— Все хорошо, собачки! Все хорошо! Мы сейчас сделаем привал.
Эта трещина не была опасной, потому что под ней находилось дно реки, а не толща воды. Подобные трещины частенько образуются в том случае, если реки и ручьи замерзают в начале зимы, когда уровень воды еще высокий. Когда этот уровень позднее снижается, лед изгибается, деформируется на отмелях, ломается на валунах и на высоких выступах дна водоема. Иногда подо льдом образуются большие воздушные карманы. Подобные ловушки становятся еще более опасными, когда река не мелеет, а остается полноводной и, следовательно, глубокой. Как-то раз на Аляске я провалился сквозь лед в один из таких карманов. Дном этого кармана, имевшего два метра в высоту, оказалось, к счастью, само неровное и каменистое дно реки, уровень воды в которой упал так сильно, что дно обнажилось полностью. Поэтому я, слегка оглушенный, оказался вместе со своими санями и собаками в своего рода ледяной пещере, на покрытом галькой дне, и мне оставалось только радоваться, что уровень воды в реке сильно упал, а иначе бы мы все погибли. Тем не менее выбраться из той ловушки было непросто, и нам потребовалось на это немало времени и усилий. Стоя на своих санях, я в течение нескольких часов рубил лед. Затем мне пришлось соорудить что-то вроде аппарели, чтобы выбраться на поверхность. Забавное было происшествие, хотя в тот момент мне, конечно же, было не до смеха!
Устроив себе довольно долгий отдых, в течение которого мучающая меня боль уменьшилась (но отнюдь не исчезла полностью!), мы снова пускаемся в путь по этой дьявольской реке, полной ловушек, однако я решаю расположиться лагерем, как только найду несколько кусков древесины.
К своей превеликой радости, я вскоре обнаруживаю впереди три юрты, установленные на возвышении, которое огибает большой дугой река. Как только живущие в них кочевники замечают меня, тут же начинается суматоха. И вот их дети уже бегут ко мне с восторженным и заинтригованным видом.
Собаки все поняли и, не дожидаясь приказа, самостоятельно сворачивают к берегу по своего рода тропе, протоптанной животными, которые приходят сюда к деревянной поилке, установленной для них на льду. Упряжка взбирается вверх по склону. Я слезаю с саней возле юрт и отдаю приказ на привал громогласным голосом, чтобы как можно доходчивее дать понять собакам, что мы прибыли сюда не для того, чтобы охотиться на имеющихся здесь коз, баранов и коров. Я делаю это, потому что не только заядлая охотница Квест, но также и Юник с Дарком явно выражают желание загрызть парочку животных.
— Не-э-э-эт! Нет!
Грозный тон моего голоса заставляет притихнуть не только собак, но и детей, которые с настороженным видом делают несколько шагов назад.
Я жестами показываю подростку, стоящему ближе других ко мне, чтобы он подошел к саням и встал на тормоз. Он с восторженным видом выполняет мою просьбу и просит товарищей его сфотографировать. Я оставляю заблокированные подобным образом сани на его попечение и иду вдоль упряжки к головным собакам, чтобы, взяв одну из них за ошейник, отвести всю упряжку к месту, которое уже заприметил и в котором мои собаки комфортабельно проведут ночь. Юный монгол догадывается, что, для того чтобы упряжка могла тронуться с места, следует постепенно отпускать тормоз, и тогда сани потихоньку заскользят вслед за собаками. Он делает это с легкостью, восторгаясь тем, что ему довелось управлять упряжкой на участке в двадцать метров. Все обитатели этих трех юрт приходят помочь мне снять упряжь с собак, накормить их и разгрузить сани… Я рукой показываю детям в сторону, где высокая трава торчит из снега на берегу реки, и изображаю жестами, как рву эту траву и делаю из нее подстилку для собак. Радуясь предоставленной возможности сделать что-то полезное для этих животных, ребятишки немедленно принимаются за работу. Я тем временем иду вместе с одним из мужчин этого клана к проруби, которую местные жители сделали во льду реки, и набираю там воды, чтобы напоить собак. Когда мы возвращаемся с двумя большими емкостями литров по тридцать каждая, мои губы невольно расплываются в довольной улыбке. Дети уже приготовили для первых четырех собак что-то вроде эквивалента подстилки из сена. Они действуют очень организованно. Пятеро мальчуганов срывают траву, двое других перевозят ее на лошади, а две очаровательные девочки лет семи-восьми мастерят из травы подстилку. Вряд ли было бы преувеличением сказать, что они делают это с большим энтузиазмом. Все вокруг улыбаются и смеются, и я невольно заражаюсь природной веселостью, свойственной людям, живущим на Севере. Все наперебой приглашают меня в гости. Здесь три юрты, и мне придется поесть и попить в каждой, произнести по слогам мое имя каждому ребенку, осмотреть лошадей и проехаться на некоторых из них. Хозяин кочевья объясняет мне, что сегодняшний день в их календаре — особенный. Сегодня вечером — черная луна, которую называют «Битуун», что означает «полная темнота», а завтра, с появлением первой четверти новой луны, по всей стране начинаются празднества, связанные с монгольским Новым годом. Эти празднества, вошедшие в обычай по всей Монголии, символизируют конец зимы и — самое главное — вхождение в новый цикл. Они приводят также к изменениям в рационе питания, поскольку белые продукты (все, что изготовлено из молока) приходят на смену продуктам серым (мясу), употреблявшимся в течение зимы.
