Я связываюсь с помощью спутникового телефона с Пьером и Арно и сообщаю им свои координаты, которые показывает устройство GPS. Мои друзья говорят, что попытаются разыскать меня и проложить для нас новый маршрут по степи: я объяснил им, что не могу дальше ехать по реке, ледяная поверхность которой становится все более труднопроходимой и опасной, и что необходимо, как это уже бывало раньше, срочно найти какой-нибудь другой маршрут…
После того как Пьер и Арно долго петляют и с большим трудом и страхом преодолевают некоторые подъемы, спуски и овражки, им в конце концов удается добраться до этого кочевья, но приезжают они с плохой новостью: снега везде катастрофически мало. Кроме того, степь если и покрыта тоненьким слоем снега, то крайне неравномерно, а в некоторых местах нет и его.
— На первых пятидесяти километрах перед тобой будет немного снега, а затем начнется песчаная дорога, которая покрыта снегом лишь частично, — с немного раздосадованным видом рассказывает Арно. — Потом ты окажешься на бескрайней равнине, с которой ветер сдул почти весь снег.
— А какой там грунт?
— Трава, песок, кое-где камни.
— А много их, камней?
Пьер и Арно переглядываются.
— Трудно сказать… Мы ведь не всматривались в каждую пядь земли.
Я по собственному опыту знаю, как бывает трудно оценить качество скольжения по той или иной местности, а также степень опасности тропы для саней, так как для этого необходимо учитывать довольно много факторов. Поскольку у них есть автомобиль, мы с Арно отправляемся на разведку, рассчитывая проехать километров двадцать.
Тщательно изучив местность, я взвешиваю все «за» и «против». Арно, заметив мои сомнения, ждет вердикта, который я оглашаю, когда мы решаем повернуть назад:
— Сани, должно быть, будут хорошо скользить по мешанине из травы и снега. Кроме того, камней здесь, насколько я вижу, мало. Тут ехать будет лучше, чем по реке. Я попытаюсь проехаться здесь завтра, и тогда посмотрим, что делать дальше.
19
Рано утром весь клан, одетый в праздничные одежды, уже собрался и помогает мне надевать упряжь на собак, собирать вещи и укладывать их на сани, где — невзирая на возражения с моей стороны — уже лежит мешок, наполненный сушеным мясом, пирогами и хлебными лепешками. Мы долго обнимаемся, понимая, что наверняка никогда больше не увидимся, но при этом радуясь, что нам довелось пообщаться, что в нашей жизни был этот замечательный день, когда мы встретили много новых людей и который будет связан в нашей памяти со множеством интересных событий. Поскольку меня пригласили погостить во все соседние кланы, я предчувствую, что в ближайшие ночи не придется много спать под открытым небом. Поскольку сейчас праздник и все ездят друг к другу в гости, известие о моем появлении очень быстро распространилось по степи.
— Представляете, к нам, наверное, приедет француз с десятью собаками и санями!
— Санями?
— Да. Эти сани тянут десять собак, которые мчатся со скоростью лошади, скачущей рысью, и способны бежать с такой скоростью в течение шести, восьми и даже десяти часов!
— Десяти часов?
— Да. Собаки этого странного француза могут пробежать за один день больше ста километров!
— Невероятно! А куда он направляется?
— В Баширет. А затем через Хэнтийские горы аж до самого озера Байкал.
— И откуда он едет?
И так далее, и тому подобное… Если тот, кто рассказывает, чего-то не знает об этом французе (о котором он узнал от кого-то еще, который, в свою очередь, тоже узнал о нем от кого-то еще), то попросту начинает фантазировать, расхваливая собак и их погонщика и сочиняя мне репутацию, не имеющую никакого отношения к реальной действительности данной экспедиции, которая не несет в себе ничего героического. Это ведь всего лишь длинное путешествие, в котором, если кто-то и заслужи вает похвал, так это только мои собаки.
Они, кстати, после суток отдыха и дня, проведенного на ярком февральском солнце, вихрем устремляются вперед. Несколько секунд спустя я уже далеко от своих новоиспеченных друзей, которые, как я слышу, еще что-то кричат мне вслед. Я оборачиваюсь в последний раз, а затем исчезаю у них из виду за вереницей ольх, растущих вдоль реки, по поверхности которой больше ехать не буду, потому что она замерзла недостаточно хорошо и таит в себе много опасностей. Собаки, похоже, ужасно рады тому, что им не нужно бежать по коварному льду, а потому мчатся сейчас с большим рвением. Сани движутся с красивым посвистыванием, подминая под себя торчащую из-под снега траву. Ее стебли высотой от пяти до двадцати сантиметров зачастую скрывают тоненький слой снега, покрывающего землю. Сани скользят по этой смеси травы, снега и песка с легкостью, на которую я никак не рассчитывал.
Я мчусь на упряжке в течение доброй четверти часа, а затем останавливаю собак, начав беспокоиться из-за того, что высокая трава, чьи стебли похожи на нить для нарезки сливочного масла, может запутаться между пальцами собак, вызвать раздражение или порезать кожу между ними. Собаки рассержены тем, что их вдруг остановили, и шумно выражают свое недовольство. Поскольку на этой рыхлой массе из песка и травы от якоря нет никакого толка, я кладу сани на бок. Дарк и Вольф пытаются вдвоем сдвинуть их с места.
— Да-а-а-а-а-а-арк! Нет! Во-о-о-о-ольф! Нет!
Я кричу довольно громко, чтобы дать им понять, что не шучу. За те двадцать минут, которые требуются для того, чтобы надеть на сорок лап ботинки, я несколько раз прикрикиваю на собак угрожающим тоном. Не так-то просто надеть ботинки волнующимся собакам, которые то и дело дергают лапами, поэтому, завершив эту работу, я вздыхаю с облегчением и поднимаю сани, чтобы снова тронуться в путь.
Едва я ставлю сани на полозья, как собаки, изнывающие от нетерпения, сразу же пытаются потащить их за собой. Они как будто сговорились: «Ну ладно, постояли — и хватит. Сейчас продолжим путь и уже долго не будем останавливаться!»
Мы отправляемся, и я, образно говоря, отпускаю поводья. Собаки бросаются в галоп, и мы мчимся по травянистой равнине со средней скоростью более двадцати километров в час и не делаем ни остановки на протяжении по меньшей мере трех часов. Я — на седьмом небе. Я даже и не надеялся, что мы сможем мчаться по степи так быстро и так легко. А я еще сомневался, покидать русло реки или нет!
Некоторые люди полагают, что местность в степи — однообразная и ничем не примечательная. Я тоже раньше так думал. В действительности все иначе. Это бескрайнее море травы, и, если смотреть на перемещающуюся линию горизонта на дальнем краю видимой части, убеждаешься, что Земля и в самом деле круглая. Все вокруг радует глаз сказочным пейзажем, раскрывая свою красоту в течение дня таким разнообразием красок, что начинает казаться, будто их число безгранично. Это философское пространство, в котором погружаешься в среду, где нет почти ничего, чтобы наполнить сердце глубокими чувствами.
Я путешествую по этому морю, как моряк путешествует по морю настоящему, — от одного объекта на карте к другому. Я покинул русло реки и через несколько сотен километров подъеду к горам и лесу.