Мы мчимся вперед, и удовольствие, которое собаки получают от бега, очаровывает меня до такой степени, что, когда мы встречаем всадника или видим вдалеке какую-нибудь юрту, я — хотя это и невежливо — не останавливаюсь, а всего лишь дружески машу рукой. Мне хочется подарить собакам этот стремительный бег, в котором они так нуждаются. Перед нами сейчас прямолинейный и скоростной участок пути — такой, какой обожают марафонцы и какой мы заслужили. Очень заслужили.
Несмотря на ужасный ветер, который частенько «приглаживает» степь, трава тянется вверх над тоненьким слоем снега, поскольку ее стебли, как в одной из басен Лафонтена, «сконструированы» так, чтобы сгибаться, но не ломаться.
Ветер — великая опасность в степи. Казе — бог ветра. Его боятся и уважают. Мне не хотелось бы, чтобы он настиг в степи меня и моих собак. Мне не хотелось бы, чтобы он налетел на нас на этой открытой местности, в которой нет ни одного овражка и вообще ничего такого, где можно было бы укрыться. Если такое произойдет, нам придется попытаться побыстрее найти какую-нибудь юрту, сконструированную так, чтобы ветер обтекал ее корпус, — юрту круглую и низкую, способную устоять даже при самых сильных порывах ветра.
Но пока что погода идеальная. Ярко светит солнце. Хороший морозный день. Безветренный день. Мы мчимся вперед. Более ста двадцати километров за день почти без каких-либо затруднений, если не считать нескольких каменистых участков. Собаки наслаждаются так же, как и я. Я не устаю любоваться великолепием этих бескрайних просторов, на которых обитают дикие газели и где мы время от времени видим табуны лошадей, пасущихся на воле под ненавязчивым присмотром пастухов. Табуны эти, завидев нас, скачут навстречу, чтобы получше рассмотреть потенциального врага, каким мы для них являемся, и бросить нам вызов в скорости бега. Жеребец-производитель, мчась впереди, ведет за собой свой гарем. Эта группа лошадей скачет некоторое время рядом, бросая на нас оценивающие взгляды, а затем сворачивает в сторону. Собаки мало-помалу привыкают к таким — довольно частым — «визитам» и начинают воспринимать все это как игру, охотно соперничая в скорости с лошадьми, скачущими галопом.
Монгольские газели с белым хвостом живут стадами, которые могут насчитывать несколько сотен голов. Будучи необычайно резвыми, они способны совершать впечатляющие прыжки и легко развивать скорость до шестидесяти километров в час. Мы ни разу не оказывались ближе чем на пятьсот метров от них, тем не менее смогли их рассмотреть. Они вызывают восторг у моих собак, особенно у заядлой охотницы Квест, которая с удовольствием поймала бы и слопала одну из этих газелей. Монголы, как и в былые времена, охотятся на этих грациозных животных на лошадях. Они бросают веревку, два конца которой обвязаны вокруг небольших камней, та обвивает ноги газели, животное падает, и его убивают. Мясо газелей монголы съедают, а шкуру и рога забирают с собой.
Несмотря на то, что я встречаю тысячи таких газелей и создается впечатление, что их много, в действительности популяция этого вида антилоп сокращается, потому что им приходится конкурировать с сорока миллионами голов скота, который питается той же самой травой, растущей в степи.
Начиная с четырех часов дня — после того как мы двигались вперед в течение более десяти часов, сделав только одну остановку около полудня, — я начинаю всматриваться в степь, пытаясь найти белое пятно юрты, возле которой можно было бы сделать привал. И вдруг впереди появляется скачущая нам навстречу группа кочевников. Четверо подростков с веселыми и приветливыми лицами жестами показывают, чтобы я следовал за ними. Прежде чем согласиться, я пытаюсь выяснить, сколько уйдет времени на то, чтобы доехать до их юрт, однако у меня ничего не получается: по их жестам невозможно понять, идет речь о нескольких минутах или о нескольких часах. Поскольку то направление, которое они мне показывают, совпадает с направлением, в котором мне следует ехать, я в конце концов решаю последовать за ними, стараясь подстраиваться под скорость лошадей, скачущих крупной рысью. Добрых полчаса спустя я наконец-то вижу вдалеке несколько юрт. Именно к ним скачут мои спутники. Там меня ждут приют, тепло, еда и общение с местными жителями.
* * *
Как обычно, мне не удается получить надежную информацию. Один из моих собеседников-монголов заверяет, что мне нужно повернуть немного к западу, чтобы обогнуть каменистую зону. Другой же утверждает, что я должен двигаться на восток, чтобы решить ту же самую проблему. Третий убеждает меня поехать по наиболее короткому пути, то есть напрямик, чтобы «пробраться» между двумя «плохими» зонами, расположенными, по его утверждению, к востоку и к западу от моего маршрута. Как мне все это знакомо!
За тридцать лет, в течение которых я путешествую по северным странам, мне всегда было очень трудно найти людей, способных предоставить подробную и достоверную информацию. Это все равно, что желать невозможного. У индейцев, эскимосов, бледнолицых охотников-звероловов и других обитателей Севера не такое представление о времени и о расстояниях, как у нас, жителей Запада. Их заботы отличаются от моих забот, потому что мы путешествуем разным способом и по разной причине. Поэтому получаемые от них сведения зачастую оказываются бесполезными и абсолютно не адаптируемыми под конкретную ситуацию, в которой нахожусь я. К этому добавляется еще то обстоятельство, что никто из них не признается, если не имеет ответа на тот или иной вопрос. Они не могут признать, что, прожив пять десятков лет на какой-то территории, толком ее не знают и не могут объяснить вам, путешественнику, по какому маршруту следует ехать. Поэтому обычно они начинают что-то выдумывать и, следуя их ошибочным указаниям, вы заезжаете черт знает куда, ругаясь про себя: «Да этот тип, похоже, здесь никогда и не был!» Именно так часто и происходит, но вы слишком поздно отдаете себе в этом отчет. Если вы повернете назад и увидите того человека, который ввел вас в заблуждение, он будет отвечать на ваше возмущение весьма уклончиво.
— Ты ведь мне говорил, что я найду дорогу в этой долине! Я изъездил ее вдоль и поперек, но не нашел там никакой дороги. Вообще никакой!
— Правда? Дело в том, что когда-то там имелась дорога…
— То есть как это «когда-то»? Ты уверял меня, что эта дорога существует!
— Вообще-то, я думал, что она и в самом деле существует до сих пор.
— А как давно ты не ездил по этой долине?
— Этого я уже не помню. Наверное, довольно давно… Такого типа диалогов у меня было несколько сотен. Беспечность тех, кто указывает путь таким образом, иногда настолько вопиющая, что хочется схватить их за волосы и шибануть головой о сани.
Чтобы уменьшить риск того, что меня направят не туда, куда нужно (во всех смыслах этой фразы), я стал применять методику расспросов, которой пользуются полицейские, когда хотят проверить правдивость показаний свидетелей. Она заключается в том, что нужно уметь углубляться в детали. Полицейский может себе это позволить. Он может даже это потребовать. Гораздо труднее применять данную методику, когда имеешь дело с человеком, который оказывает тебе услугу. Или думает, что оказывает. Тут нужно полагаться на собственную интуицию, стараться руководствоваться тем, что говорят карты, и никогда не считать абсолютно достоверными полученные сведения, если только они не подтверждаются другими лицами. И уж лучше при этом проверить три раза, чем два!
